Россия вновь выходит на сцену как великая держава

Помните дни, когда при обсуждении международных отношений вопрос о недавно ставшей «демократической» Российской Федерации был кульминационным моментом в политическом, экономическом и военном смысле?

Если нет, посмотрите интервью, взятое Лесли Сталь в 1992 году в программе «60 минут» у тогдашнего президента Бориса Ельцина, о российской демократии и будущем постсоветской страны.

Невнятная речь, непонятный теннисный матч, который Ельцин играл во время интервью, и приступ гнева, которым оно закончилось – все служило подтверждением расхожих представлений того времени о том, что США победили в холодной войне, а советская угроза навеки канула в прошлое.

Как же всё меняется со временем!

События последней недели довольно ясно продемонстрировали, что Россия вернула себе своё место среди великих держав мира и не собирается с ним расставаться. Многие в качестве примера возникновения новых держав указывали на подъём Китая и Индии, но последние два десятилетия Россия постепенно прирастала мощью без той шумихи, с какой это происходило у других так называемых великих держав, которые должны были по идее составить конкуренцию США.

Притом, что рост российской мощи не должен вызывать удивления, были стёрты все остававшиеся сомнения в том, что Путин справляется с нынешним спором по вопросу о том, что делать с гражданской войной в Сирии и с применением химического оружия.

Россия вновь воспользовалась своим правом вето в Совете Безопасности ООН, чтобы отбросить представление о наличии всеобщего благосклонного отношения к концепции «ответственность по защите»; на протяжении всей гражданской войны продавала оружие сирийскому правительству; обеспечила нахождение президента Сирии Башара Асада у власти достаточно долгое время для того, чтобы вопрос смены режима был снят с рассмотрения; а теперь помогает спасти американского президента Барака Обаму от последствий его собственной внешнеполитической нерешительности.

Вдобавок ко всему изложенному, Россия вновь пообещала помочь Ирану в строительстве ядерных реакторов и направила свои собственные военно-морские силы в восточную часть Средиземного моря, чтобы напомнить западным странам, что эта проблема не является чисто дипломатической.

Если мы перенесёмся в начало 1990-х гг., то увидим, что экономика России находилась в абсолютно бедственном положении, в её политической системе буйным цветом цвела коррупция, а в российской армии царил полный хаос. Что-то из этого изменилось с первым избранием Владимира Путина в 2008 году (так в тексте; прим. mixednews.ru), когда он прилагал энергичные усилия по преодолению как внутренних реалий краха России, так и иностранных стереотипов о российской слабости.

Незадолго до мировой рецессии 2008 года характерным для аналитиков поведением было обсуждать, что экономический рост в Китае составляет где-то 10 процентов, а в Индии – около 8, но, кажется, мало кто замечал, что в это же время российская экономика росла приблизительно на 6 процентов в год.

Россия Путина заметно отличается от России начала девяностых и в первую очередь потому, что он вернул страну к авторитарному государству, где результаты выборов устанавливаются, оппозиционеры преследуются, военные расходы растут, и существует отечественная экономическая инфраструктура, которая зависит не только от иностранных инвестиций.

В лице России мир в последнее время видит государство, заинтересованное в том, чтобы напоминать американцам о том, что они – не единственные в мире, и не все в мире с ними соглашаются. В силу её размеров, потенциала её мощи, обнаружилась неспособность США совладать с возродившейся Россией.

Продажа ядерных технологий недружественным США странам; блокировка через ООН гуманитарных интервенций в различных регионах мира; принятие внутри страны антигейских законов менее, чем за год до Олимпийских Игр; кардинальное усиление военного присутствия в Арктике; а теперь ещё и хитрость, с которой на каждом шагу обставлялись американцы по вопросу о Сирии – всё это говорит об одном: Россию в повседневных делах международной политики нужно воспринимать гораздо серьёзнее, и тот образ обанкротившегося советского государства – достояние прошлого.

И чем раньше это признает Запад, тем лучше.