В настоящий момент Соединённые Штаты потеряли равновесие. Они сталкиваются с вызовами на сирийско-иракском театре, а также на Украине, и ни на один из них у них нет вразумительного ответа. У них нет представления о том, как будет выглядеть успех на каждом из направлений, какие ресурсы готовы для выделения на каждое из них, а также можно ли будет справиться с возможными последствиями поражения.
Подобного рода дилемма не являются чем-то необычным для мировой державы. Возможность неожиданных событий обусловлена самой широтой интересов и размерами державы, и эти события, особенно одномоментные вызовы в разных областях, порождают неопределённость и путаницу. Некоторая степень неопределённости, не приводящая к катастрофе, возможна в силу географического положения и мощи США, но это не отменяет необходимости выработки согласованной и взаимосвязанной стратегии, даже если эта стратегия состоит в простом уходе и позволении событиям идти своим ходом. Я не предлагаю последнюю стратегию, но утверждаю, что на определённой стадии путаница должна пройти сама собой, и должны выкристаллизоваться чёткие намерения. Когда это произойдёт, результатом будет связанность новой стратегической карты, охватывающей оба конфликта.
Самым важным вопросом для США является построение единого комплексного плана, учитывающего наиболее насущные вызовы. Отправной точкой подобного плана должно быть определение театра операций, который был бы достаточно связанным географически, чтобы сделать возможным взаимосвязанное политическое маневрирование и военное планирование. Военная доктрина США явно отошла от стратегии одновременного ведения двух войн. Возможно, в оперативном отношении сложно вести бой со всеми противниками одновременно, но в плане концептуальном очень важно мыслить с точки зрения сбалансированного центра тяжести операций. Для меня всё более очевидным становится то, что центр этот – Чёрное море.
Украина и Сирия — Ирак
В настоящее время есть два активных театра военных действий, обладающих широкой потенциальной значимостью. Один из них – это Украина, где русские начали контрнаступление в Крыму. Другим является регион Сирии – Ирака, где силы «Исламского государства» перешли в наступление, задача-минимум которого – установление контроля над регионами обеих стран, а задача-максимум – господство над территорией от Леванта до Ирана.
В большинстве аспектов связи между этими двумя театрами нет. Да, у русских сохраняется проблема на горном Кавказе, а также есть сообщения о чеченских советниках, помогающих «Исламскому государству». В этом смысле русские отнюдь не в восторге от происходящего в Сирии и Ираке. В то же время русским выгодно всё, что уводит внимание США от Украины. В свою очередь, в долгосрочной перспективе «Исламское государство» должно противостоять России. Однако его непосредственной проблемой является американская мощь, поэтому всё, что отвлекает США, на руку «Исламскому государству».
Но в сравнении с ирако-сирийским кризисом, украинский кризис имеет совершенно другую политическую динамику. Действия вооруженных сил России и «Исламского государства» в любом случае между собой не координируются, и, в конце концов, победа каждой из этих сторон будет противоречить интересам другой. Но Соединенным Штатам, которые должны тщательно определять точки приложения своего внимания, политической воли и военной мощи, оба кризиса необходимо рассматривать вместе. Русские и «Исламское государство» могут позволить себе такую роскошь, как концентрация сил на одном кризисе. Соединенные Штаты должны заниматься обеими и увязать их друг с другом.
Когда Соединенные Штаты пытались справиться с украинским кризисом, они уже были в процессе ограничения своего участия в ближневосточных делах. Администрация Обамы хочет создать единый Ирак без джихадистов, и чтобы Россия согласилась с прозападной ориентацией Украины. При этом она не хочет выделять существенные военные силы ни на один из театров. Её дилемма состоит в том, как достичь своих целей, не рискуя. Если она не может сделать этого, то на какой риск она пойдёт или должна пойти?
Основополагающим принципом политики любой страны должны быть рациональные стратегии, которые минимизируют риск и создают максимум влияния. Следуя этой логике, цель стратегии США должна заключаться в том, чтобы поддерживать баланс сил в регионе путём использования союзников и предоставления им материальной поддержки, стараясь по мере возможности избегать прямого военного участия. Главное – обеспечить поддержку, исключающую необходимость прямого вмешательства.
На сирийско-иракском театре Соединенные Штаты перешли от стратегии, направленной на создание единого государства под управлением светских прозападных сил, к стратегии поиска баланса сил между алавитами и джихадистами. В Ираке США добивались единого правительства в Багдаде, а теперь пытаются сдержать «Исламское государство», используя минимально необходимые силы США, а также курдских, шиитских и некоторых суннитских союзников. Если это не получится, то стратегия США в Ираке станет напоминать стратегию в Сирии, а именно, стратегию поиска баланса сил между группировками. Вряд ли сейчас есть какая-то другая стратегия. Американская оккупация Ирака, которая началась в 2003 году, не привела к военному решению, и ещё неизвестно, удастся ли повторить 2003-й год снова. Любые меры военного характера должны предприниматься в расчёте на четкий результат и быть основаны на разумных ожиданиях, что выделенных сил будет достаточно для достижения этого результата. Попытки выдать желаемое за действительное недопустимы. На практике маловероятно, что авиация и силы специальных операций на местах заставят «Исламское государство» капитулировать или приведут его к развалу.
Украина, несомненно, имеет другую динамику. Соединенные Штаты видели в событиях на Украине или возможность демонстрации моральной позиции, или стратегический удар по национальной безопасности России. В любом случае, их итог был одним и тем же: для фундаментальных интересов России была создана проблема, а президент России Владимир Путин оказался в опасном положении. Его спецслужбы полностью провалили задачу прогнозирования или контроля событий в Киеве, а равно поднятия широкого восстания на Восточной Украине. Более того, украинцы побеждали российских сторонников (при том, что различия между сторонниками и российскими войсками день ото дня становятся все менее значительными). Но было очевидно, что русские не собираются так просто позволить, чтобы украинская реальность стала свершившимся фактом. Они должны были контратаковать. Но даже в таком случае, они продолжат отход от состояния, в котором они влияли на украинскую политику, к состоянию, в котором они теряют всё, за исключением небольшой части Украины. Поэтому они будут сохранять перманентно агрессивный настрой в попытке отыграть утраченное.
Американская стратегия на Украине идёт по стопам стратегии в Сирии — Ираке. Во-первых, Вашингтон использует своих союзников; во-вторых, он предоставляет им материальную поддержку; и, в-третьих – избегает прямого военного участия. Обе стратегии исходят из того, что главный противник — «Исламское государство» в Сирии — Ираке и Россия на Украине – неспособен организовать решительное наступление, или что любое предпринятое им решительное наступление можно замедлить ударами с воздуха. Но для своего успеха стратегия США требует наличия последовательного украинского и иракского сопротивления России и «Исламскому государству» соответственно. Если сопротивление не возникнет или исчезнет, тогда стратегия потеряет весь смысл.
Соединенные Штаты ставят на сомнительных союзников. А исход текущих событий имеет значение в долгосрочной перспективе. В преддверии Первой и Второй мировых войн стратегия США состояла в ограничении своего участия до тех пор, пока урегулировать ситуацию без массированного развёртывания американских сил будет уже невозможно. Во время холодной войны Соединенные Штаты изменили свою стратегию, лишив себя путей отступления, по крайней мере, в отношении части сил, и результат улучшился. Соединенные Штаты не являются неуязвимыми для внешних угроз, хотя развиваться эти внешние угрозы в таком случае должны очень стремительно. Вмешательство на ранних стадиях было менее затратным, чем вмешательство в последнюю минуту. Ни «Исламское государство», ни Россия не представляют подобной угрозы для Соединенных Штатов, и, скорее всего, соответствующий региональный баланс сил сможет их сдерживать. В противном случае кризисы могут перерасти в более прямую угрозу для США. А формирование регионального баланса сил требует напряжённых усилий и принятия на себя, по крайней мере, некоторых рисков.
Региональные балансы сил и Чёрное море
В отсутствие значимых гарантий со стороны, рациональным шагом со стороны таких стран, как Румыния, Венгрия или Польша будет идти навстречу России. Справедливо это или нет, но такие гарантии могут дать только Соединенные Штаты. То же самое можно сказать и о шиитах с курдами, которых Соединенные Штаты в последние годы бросили, посчитав, что они сами могут о себе позаботиться.
Перед Соединенными Штатами стоит вопрос, как организовать такую поддержку, в материальном и концептуальном отношении. Есть два разных и внешне не связанных между собой театра, а американская мощь ограничена. Кажется, что ситуация исключает возможность предоставления убедительных гарантий. Но в своём развитии стратегическая концепция США должна уходить от рассмотрения их в качестве обособленных театров в сторону отношения к ним как к разным аспектам одного и того же театра – черноморского.
Взглянув на карту, замечаешь, что Чёрное море играет роль географически связующей основы этих территорий. Чёрное море – это южный рубеж Украины, европейской части России и Кавказа, где сходятся силы России, джихадистов и иранской державы. Северная Сирия и Ирак находятся менее чем в 650 километрах от Черного моря.
У США была североатлантическая стратегия. У них была карибская стратегия, западно-тихоокеанская стратегия и т.д. Указанное не означает простую военно-морскую стратегию. Скорее, под этим понималась общевойсковая система проекции силы, в которой задачи стратегического снабжения, переброски войск и поддержки с воздуха были возложены на военно-морские силы. Кроме того, она предполагала размещение своих сил в такой конфигурации, при которой одно соединение, или хотя бы командная структура, могли оказывать поддержку в нескольких направлениях.
У Соединенных Штатов есть стратегическая проблема, которую можно рассматривать либо как две несвязанные между собой проблемы, требующие непомерно много ресурсов, либо как единое взаимосвязанное решение. Это правда, что русские и «Исламское государство» не смотрят на себя как на часть единого театра, но границы театра операций для США задают не противники. Первый шаг в построении стратегии состоит в таком определении карты, при котором стратег может мыслить в категориях единства сил, а не их разделения, единства поддержки, а не его разделения. Это позволит стратегу размышлять о своих региональных отношениях как элементе взаимосвязанной стратегии.
Представим на секунду, что русские вновь избрали вмешательство на Кавказе, что джихадисты ушли из Чечни и Дагестана в Грузию и Азербайджан, или, что Иран решил двинуться на север. Исход событий на Кавказе будет иметь большое значение для Соединенных Штатов. При нынешней организации стратегической работы, когда лица, принимающие решения в США, кажется, неспособны к концептуализации двух наличных стратегических проблем, третий подобный кризис их раздавит. Но мышление через призму обеспечения безопасности того, что я именую «бассейном Большого Чёрного моря», даст основу для решения рассматриваемого мысленного эксперимента. Черноморская стратегия задала бы значение Грузии и восточного побережья Чёрного моря. Еще важнее то, что она подняла бы Азербайджан до положения, которое он и должен занимать в американской стратегии. Без Азербайджана вес Грузии невелик. С Азербайджаном появляется противовес джихадистам в горном Кавказе (или, как минимум, буфер), поскольку Азербайджан логически представляет собой «восточный якорь» стратегии Большого Чёрного моря.
Черноморская стратегия также заставила бы определить двух ключевых партнёров США. Первый – это Турция. Помимо России, Турция является основной черноморской державой. У неё есть интересы по всему бассейну «Большого Чёрного моря», а именно, в Сирии, Ираке, на Кавказе, в России и на Украине. С позиций черноморской стратегии Турция становится одним из незаменимых союзников США, так как её интересы имеют общие точки соприкосновения с американскими. Предварительным условием такой стратегии будет приведение американской и турецкой стратегий в соответствие, из чего следует, что обеим странам придётся произвести серьезные политические сдвиги. Недвусмысленно ориентированная на Чёрное море стратегия выдвинула бы американо-турецкие отношения на первый план, а неспособность согласовать свои позиции показала бы обеим странам, что им нужно пересмотреть свои стратегические отношения. Пока же складывается впечатление, что американо-турецкие отношения основаны на систематическом уходе от столкновения с реальностью. Если же Чёрное море будет центральным элементом, бегство от реальности, которое редко бывает полезным при создании реалистичных стратегий, будет делом трудным.
Центральное положение Румынии
Второй критически важной страной является Румыния. Конвенция Монтре запрещает неограниченное прохождение военно-морских сил в Чёрное море через Босфор, контролируемый Турцией. Однако Румыния – черноморская страна, и ограничения на неё не распространяются, хотя ее военно-морской флот представлен несколькими стареющими фрегатами при поддержке полудюжины корветов. Помимо того, что Румыния является потенциальной базой для действий авиации в регионе, в том числе и на Украине, поддержка строительства Румынией значительных военно-морских сил на Чёрном море, с перспективой включения в их состав десантных кораблей, создаст силы сдерживания русских. Кроме того, это так изменит обстановку на Чёрном море, что подтолкнёт Турцию к сотрудничеству с Румынией и тем самым с Соединенными Штатами. Традиционная структура НАТО сможет пережить эту эволюцию, хотя большинство стран НАТО не имеет ничего общего с проблемами, с которыми сталкивается бассейн Черного моря. Независимо от того, чем закончится драма Сирии — Ирака, она второстепенна в сравнении с будущим отношений России с Украиной и Европейским полуостровом. Польша выступает в роли «якоря» Северо-Европейской равнины, но пока местом действия является Чёрное море, и это делает Румынию крайне важным партнером на Европейском полуострове (так в тексте; прим. mixednews). Она первой ощутит на себе давление, если Россия восстановит свои позиции на Украине.
Я уже часто писал о появлении (и неизбежности появления) альянса, основанного на понятии Intermarium — Междуморья. Он бы раскинулся от Балтийского до Черного моря и представлял бы собой союз, цель которого – сдерживание ставшей вновь активной России. Я представил себе этот союз протянувшимся на запад от Каспия и захватившим Турцию, Грузию и Азербайджан. Уже вырисовывается линия Польша-Румыния. Кажется очевидным, что, принимая во внимание события по обе стороны Черного моря, появится и оставшаяся часть этой линии.
Соединенные Штаты должны взять на вооружение политику холодной войны. Она состояла из четырех элементов. Во-первых, от союзников ожидалось, что они обеспечат географическую основу обороны и достаточно значительные силы, чтобы реагировать на угрозы. Во-вторых, США должны были предоставлять военную и экономическую помощь, необходимую для поддержания этой структуры. В-третьих, США должны были бы заранее разместить некоторые силы в качестве гарантов исполнения США своих обязательств и источников непосредственной поддержки. И, в-четвертых, Вашингтон должен был гарантировать абсолютную решимость всех американских сил защищать союзников, хотя до необходимости исполнения последней гарантии дело никогда не доходило.
Учитывая концептуальное разделение региона на обособленные театры, неопределённая структура альянса в Большом Черноморском бассейне, которую имеют Соединенные Штаты, не отвечает ни задачам оказания взаимной поддержки, ни потребностям США в проведении последовательной политики в регионе. Соединённые Штаты оказывают помощь, но опять-таки на непостоянной основе. Некоторые силы США принимают участие в событиях, но нет ответа на вопрос, какова их миссия, находятся ли они на правильном месте, и в чём цель региональной политики.
Таким образом, американская политика на данный момент отличается непоследовательностью. «Черноморская стратегия» – простое название, но иногда и названия достаточно, чтобы сфокусировать стратегическое мышление. До тех пор, пока Соединенные Штаты мыслят в отношении Украины и Сирии с Ираком, словно они находятся на разных планетах, экономии сил, которую требует последовательная стратегия, достигнуто не будет. Взгляд на Чёрное море как на центральный элемент единого разнообразного и протяжённого региона, может придать связности американскому мышлению. Хотя войны не выигрываются и не предотвращаются простой привязкой стратегических концепций, ценностью обладает всё, что обеспечивает последовательность американской стратегии.
Бассейн Большого Чёрного моря, взятый в широком смысле, уже стал объектом военно-политической деятельности США. Просто он не воспринимается в таком качестве в военных, политических, или даже общественных и медийных оценках. Но должен стать. Для этого нужно привести восприятие в соответствие с быстро развивающийся реальностью.
Джордж Фридман
