Пожалуй, самое поразительное в сегодняшней Москве — это ее спокойствие. Это город, которого едва коснулась война. Если не включать телевизор с царящей там пропагандой, то можно и не узнать что идет война.
Весь экономический ущерб от западных санкций был компенсирован большим количеством богатых россиян, из-за санкций вернувшихся назад. Правительство умышленно ограничило призыв в Москве и Петербурге, и это, вместе с подавлением оппозиции, объясняет, почему образованная молодежь так мало протестует. Сейчас, больше не опасаясь призыва, вернулись многие бежавшие из России молодые москвичи.
Что касается магазинов в центре Москвы, то я не могу сказать, настоящие ли сумки Louis Vuitton или китайские подделки, но недостатка в них нет. И что гораздо важнее, Россия с начала войны показывает то, что однажды осознала Германия и следовало бы остальной Европе: в нестабильном мире по-настоящему важно иметь возможность самим выращивать продукты своего питания.
Говорят, в провинции все совсем по-другому. Чувствуется результат призыва и больших потерь. Однако это уравновешивается тем, что из-за военных расходов промышленно развитые провинции пережили огромный экономический бум, а нехватка рабочих рук привела к росту зарплаты. Рассказывают истории о том, как зовут назад работников, которым уже хорошо за 70, что позволяет им хорошо заработать и вернуть потерянное в 90х уважение. Как мне говорили многие россияне, «война наконец вынудила сделать то, что надо было сделать еще в 1990-е».
В самой же Москве мало энтузиазма по поводу войны. И опросы общественного мнения, и мои собственные беседы с российскими элитами показывают, что большинство россиян не хотят воевать до полной победы (что бы она ни означала), и желали бы компромиссного мира сейчас. Однако большинство против капитуляции и против возвращения Украине любых земель в пяти провинциях, «аннексированных» Россией.
В элитах стремление к компромиссному миру связано с неодобрением идеи штурма крупных украинских городов силой, как это было с Мариуполем — а Харьков как минимум в 3 раза больше. «Даже если бы у нас получилось, потери были бы огромны, как и потери мирного населения, и нам досталась бы огромная куча развалин, которые нам пришлось бы восстанавливать», сказал мне один российский аналитик. «Не думаю, что большинство россиян хотели бы этого».
Несмотря на попытки некоторых деятелей вроде бывшего президента Дмитрия Медведева, ненависти к украинцам (в отличие от украинского правительства) очень мало – отчасти потому, что многие россияне сами по происхождению украинцы. Это, возможно, еще одна причина, почему Путин представляет это как войну с НАТО а не с Украиной. Это напоминает отношение к России тех, кого я встречал в русскоязычных регионах Украины в прошлом году, многие из которых сами полностью или частично русские. Они ненавидели российское правительство, а не русский народ.
В элитах иностранных государств и сил безопасности циркулируют различные идеи компромиссного мира: договор, ратифицированный ООН, гарантирующий украинскую (и российскую) безопасность без вступления Украины в НАТО; создание демилитаризованных зон, патрулируемых миротворцами ООН как альтернативу аннексии; территориальные обмены, где Россия вернула бы Украине земли в Харькове в обмен на земли на Донбассе или в Запорожье. Однако подавляющее большинство российских аналитиков, с которыми я разговаривал, считают, что только США могут инициировать мирные переговоры, и что это произойдет не раньше, чем у них пройдут выборы, если это вообще произойдет.
Так что общее настроение, похоже, в принятии неизбежности продолжения, а не в позитивном энтузиазме по поводу войны; и администрация Путина, похоже, этим довольна.
Путин по-прежнему очень недоверчив к российскому народу; отсюда мобилизация крохотной части от имеющегося мобилизационного потенциала. Этот режим не хочет массового участия и поэтому настороженно относится к энтузиазму масс. Скорее, его максима звучит так: «Спокойствие — первая обязанность каждого гражданина».
