У Франции с Россией сложились страстные отношения: французы любят Россию, но также любят ее и ненавидеть. Так было, по крайней мере, со времен наполеоновских войн, полученной при Березине травмы и неожиданного альянса 1892 года между молодой французской республикой и царской Россией. Сегодня эти противоречивые устремления по-прежнему живы: во французских политических дебатах Россия приобрела значение, далеко выходящее за рамки внешней политики.
С 2014 года Россия стала горячей темой дебатов для внутренней политики Франции. Присоединение Крыма, роль российских телеканалов за границей России, санкции, природа путинского правления и т.д. — все эти вопросы разделяют элиты французской политики. Вопрос, «Можем ли мы позволить России быть Россией?» стал неким внутриполитическим маркером.
Для многих французских политических движений улучшение двусторонних отношений с Россией является дипломатическим, военным и политическим приоритетом. По их словам, на карту поставлены экономические интересы Франции на континенте. В некоторых отраслях — фармацевтической промышленности, предметах роскоши, энергетике и банковском деле санкции должны быть незамедлительно сняты. Санкции против России, убеждают они, вредят росту Франции. Такова аргументация некоторых парламентариев, регулярно предлагающих резолюции в Национальном Собрании и Сенате.
Политические устремления этих движений весьма неоднородны. Крайне-правая Марин Ле Пен, безусловно, разделяет культ политической администрации современной России, ее вертикаль власти, недоверие к исламу и восхищение российским президентом. Сторонники авторитарной власти, националисты и французские традиционалисты считают, что Владимир Путин является международным лидером своей национальной ветви. Но левые сторонники суверенности вроде Жан-Люка Меланшона также считают сегодняшнюю Россию привлекательной. Не единственная ли это страна, противостоящая Соединенным Штатам и НАТО? Не она ли указывает сторонникам суверенности путь, с 1990-х критикуя однополярность? Эта глубоко укоренившаяся французская политическая традиция теперь находит в России источник вдохновения. Даже некоторые классические консерваторы выступают за сближение Франции и России. Они разделяют с Россией задачу защиты христианства на Ближнем Востоке. С их точки зрения, Путин выполняет в Сирии ту же роль, что и король Франциск I и Наполеон III.
Для всех этих политических лидеров восстановление двусторонних отношений с Россией является способом бросить вызов существующей во Франции и ненавидимой ими политкорректности. Ради всех этих весьма разобщенных течений, Франция должна позволить России быть Россией.
Среди французской элиты большим влиянием пользуется противоположное течение. Атланисты и либералы — главные противники путинской России. Они особенно активны в министерстве иностранных дел, связанной с истеблишментом прессе и многочисленных аналитических «think-tank» центрах. Они рассматривают путинскую Россию как прямую и непосредственную угрозу безопасности и стабильности Европы, как это видно в случае Грузии, на Украине, в Крыму, интервенции в Сирии и близких отношениях Путина с президентом Венгрии Виктором Орбаном. Россия, по их мнению, опасна для самой идентичности Европы. Они критикуют центральную роль православной церкви в России, конфликты на Украине и на Ближнем Востоке. Подъем религиозности в стране они воспринимают как угрозу светскости и прогрессивности. В России они видят страну, преследующую феминисток и правозащитников. Позволить России быть Россией, говорят они, было бы наивно и даже суицидально. Цель сегодняшней России — ни что иное, как уничтожение Европы, ее ценностей и демократии. Ради самой Европы, России нельзя позволять быть Россией.
В августе прошлого года Макрон, похоже, возобновил пророссийские тренды во французском дипломатическом дискурсе. За несколько дней до саммита G7, из которого Россия была исключена, Макрон провел на Ривьере непринужденную и дружескую встречу с российским лидером. В некоторых вопросах, у России и Франции одинаковые цели. Например, в отношении распространения ядерного оружия оба государства хотели бы сохранить соглашение от 2015 года по ядерной программе Ирана. Тем не менее, они существенно расходятся по вопросу применения положений о ядерных вооружениях средней дальности. Что касается международного терроризма на Ближнем Востоке, то они разделяют общие опасения относительно «возвращенцев» (боевиков ДАИШ). Тем не менее, даже после парижских атак 2015-го они так и не смогли начать сотрудничать в практической сфере. Общий российско-французский фронт против терроризма остается лишь девизом. В отношении Украины, Франция продвигает Нормандский формат в качестве варианта разрешения конфликта на Донбассе. Хотя и никогда не переставала отстаивать возобновление санкций против России.
Другими словами, президент Франции, похоже, не интересуется судьбой или даже будущим постпутинской России. Для него Россия — держава прошлого, наследие 20 века. И даже полезным партнером, каким был Советский Союз для Де Голля и его видения Великой Франции, ей не стать.
Сайрил Брет — доцент Высшего института политических исследований (Париж).
