На прошлой неделе мировые фондовые рынки пережили самый сильный спад за все годы после мирового финансового кризиса 2008 года: акции потеряли около шести триллионов долларов общей капитализации, а на некоторых рынках имели место распродажи активов в масштабах, невиданных со времен Великой депрессии почти сто лет назад. В чем дело? А дело в том, что глобальных инвесторы охватила паника по поводу возможных экономических последствий эпидемии коронавируса.
Многие комментаторы утверждают, что это настоящее безумие. Так, Росс Кларк в британском журнале Spectator вполне убедительно заявляет, что «самое опасное последствие коронавируса – массовая истерия». Филип Олдрик, экономический редактор газеты The Times, согласен с этим мнением. Он пишет, что «паники следует опасаться больше, чем самого вируса».
В качестве наиболее распространенных объяснений этого поведения предлагаются наш инстинкт катастрофы и страх перед неизвестным. Немалую роль, разумеется, играют здесь так называемая «риск-культура» (корпоративная стратегия, связанная с предотвращением рисков) и предрасположенность к чрезмерно бурной реакции на любые угрозы. Но у нынешней истерии есть еще одна не менее важная особенность, о которой не принято упоминать: безумие охватило не «малоинформированные, легковерные и невежественные массы», а богатую, образованную и утонченную деловую и политическую элиту.
Контраст между реакциями элит и обычных людей на коронавирус является столь резким, что его просто невозможно не заметить. Несмотря на то, что уровень паники в сообщениях ведущих СМИ об эпидемии возрос, обычные люди продолжают вести свой образ жизни. А вот якобы хорошо информированные элиты, которые обычно обвиняют «невежественные и глупые массы» в уязвимости перед истерией и фальсифицированной информацией, сами впали в панику. Между тем, если нет карантина, обычные люди по-прежнему ездят на работу, общаются, заходят в бары… Они просто продолжают жить по-прежнему, хотя и осознают потенциальные риски.
А элиты охвачены нарастающей паникой: подобно стаду антилоп гну, смертельно напуганному при виде хищника и несущемуся вслепую по мелководью, кишащему крокодилами, они провоцируют новый глобальный экономический кризис. Между тем, «простонародье» проявляет здравый смысл и простую, но глубокую жизненную мудрость.
Отчасти реакция элит является своего рода продуктом мизантропии, то есть человеконенавистничества. На протяжении десятилетий наша культура находится под сильным влиянием идеи, согласно которое источником мировых проблем являются люди. Именно человеческий фактор всегда изображается как проблема, идет ли речь о разрушении окружающей среды или распространении опасных заболеваний.
В западном обществе эта идея имеет длинную родословную. Луи Пастер, великий ученый XIX столетия, открывший микробы, испытывал ужас перед народными массами. По словам Дэвида Боданиса, Пастер рассматривал толпу как «скопище маленьких заразных существ, которых достопочтенные люди обычно не видят, но которые всегда готовы наброситься, чтобы захватить наше общество и паразитировать на нем».
Эта метафора, изображающая людские массы как бактерии – микроорганизмы, кишащие повсюду и готовые в любой момент нанести удар, расти и размножаться – породила в то время в реакционных кругах страх перед массами.
На протяжении всего двадцатого века, и особенно после большевистской революции 1917 года в России, когда народные массы стали реальной социально-политической силой в обществе, метафора «массы-бактерии» получила особое распространение. После возвращения Ленина в Россию в 1917 году, о нем писали как о «чумной инфекции», отправленной врагами в запечатанном вагоне. Лидеры западноевропейских стран использовали термин «санитарный кордон» для описания политики окружения нового государственного образования с целью предотвратить проникновение в Европу коммунистической заразы.
В 1920 году Уинстон Черчилль, военный министр и министр авиации Великобритании, сравнил большевистскую революцию с чумой. Он говорил об «отравленной России, пораженной инфекцией, чумной России, опасной не только штыками и пушками, но и захватившим ее роем смертоносных бактерий, которые убивают тела людей, а также политическими доктринами, разрушающими здоровье и даже душу народов».
Гитлер и нацисты рассматривали иудаизм как смертельно опасный вирус, а евреев – как его носителей. Таким образом, единственным выходом, с их точки зрения, было тотальное уничтожение этого народа. Послевоенная политика сдерживания в отношении Советского Союза, целью которой провозглашалось предотвращение распространения коммунизма, или, в случае с коммунистическим Китаем, «желтой опасности», является более поздней версией той же доктрины. Маккартизм в Соединенных Штатах был попыткой остановить распространение коммунистических идей, как эпидемию, несущую смертельную угрозу стране.
Нынешняя паника по поводу коронавируса не сопровождается широким использованием подобной лексики и стилистики, хотя в некоторых СМИ мелькал знакомый термин «новая желтая опасность». Тем не менее, в ее основе лежат те же настроения: идет ли речь о людях, бойкотирующих «чайнатауны», китайские кварталы в городских центрах, или об обвинениях иностранцев в распространении болезни, звучащих в заявлениях таких популистских политиков как Маттео Сальвини или Марин Ле Пен.
Людей изображают как источник опасности – невольных, но смертоносных носителей невидимой угрозы. Тем самым возвращается к жизни старый человеконенавистнический нарратив, который может лишь еще больше разъединить общество, усилить у людей ощущение раздробленности и уязвимости. Это может привести к тому, что охваченные паникой, обезумевшие глобальные элиты окончательно потеряют контроль над своими действиями.
Разумеется, нынешняя эпидемия – это трагедия. Смерть людей от вируса Covid-19, если использовать его официальное наименование, вызывает глубокое сожаление и скорбь. Но нам необходимо сохранять чувство меры. Согласно статистике, уровень смертности от коронавируса составляет около одного процента. Это примерно в семь раз выше, чем аналогичный показатель обычного сезонного гриппа, но намного ниже, по сравнению с острым респираторным синдромом SARS (атипичной пневмонией) 2003 года (9,6 процента) и ближневосточным респираторным синдромом MERS 2012 года (34,4 процента).
Коронавирус является гораздо более заразным, чем SARS и MERS, но ученые многих стран прилагают все возможные усилия, чтобы найти лекарства и вакцины против этой инфекции. Всемирная организация здравоохранения полагает, что новый противовирусный препарат ремдесивир, разработанный компанией Gilead Sciences, может стать эффективным средством лечения, и в настоящее время он проходит клинические испытания.
Творческий потенциал человека и его способность находить решение проблем могут сдержать распространение коронавируса, и это обязательно будет сделано. И нынешняя проблема заключается не в людях, а в глобальных элитах. Их поведение разжигает еще большую панику и в настоящее время уже угрожает миллиардам людей экономическим кризисом. Нам необходимо перенимать спокойствие и мудрость масс, а не безумие элит.
