Хаос охватил аэропорт Кабула, где тысячи афганцев отчаянно пытались бежать от талибов, в то время как морпехи США обеспечивали безопасность эвакуируемых американских дипломатов. На другом конце города у Российского посольства в тот же день, 16 августа, была совершенно другая картина: боевики «Талибана» несли караульную службу на внешнем периметре огромного здания.
С одной стороны, вывод американских войск из Афганистана означает, что в непосредственной близости от границ исторической сферы влияния России стало одним местом меньше, где Вашингтон поддерживает военное присутствие, которое является постоянным источником беспокойства для российских стратегов.
В то же время, внезапный хаос и вакуум власти, который Соединенные Штаты оставляют за собой, означает возникновение ряда новых неопределенностей и потенциальных проблем для Кремля.
Во всяком случае, единственная реакция, которая исходит от Москвы — предсказуемое злорадство по поводу того, что Соединенные Штаты потерпели провал и нанесли удар по собственному имиджу на мировой арене.
«Мы исходили из понимания, что афганская армия… будет сопротивляться еще какое-то время. Однако, похоже, мы были слишком оптимистичны в оценке качества вооруженных сил, подготовленных американцами и их союзниками по НАТО», – сказал спецпредставитель президента России по Афганистану Замир Кабулов.
Он также подчеркнул контраст между событиями нынешнего лета и выводом советских войск в 1989 году после почти десятилетней оккупации. Поддерживаемое Советами правительство оставалось у власти почти три года после их ухода. А правительство Ашрафа Гани фактически рухнуло еще до вывода войск США.
Возможность делать такие сравнения, вероятно, является преимуществом, по крайней мере, с пропагандистской точки зрения, однако на практическом уровне развитие событий создает серьезные проблемы для Москвы. Одна из них состоит в том, что по российскому законодательству новое правительство в кабуле считается террористами, о чем российские СМИ вынуждены упоминать в каждой новостной статье.
Кремль предпочел бы более тонкую политическую ситуацию, чем полное правление талибов, поскольку это дало бы России шанс получить влияние в стране, играя на разных сторонах, когда Соединенные Штаты отступят.
«Для России формирование переходного правительства, куда талибы пригласили бы других участников встреч в Москве, было бы одним из наилучших возможных сценариев, – написал политический обозреватель Кирилл Кривошеев в статье для Московского центра Карнеги. – Это позволило бы, с одной стороны, не признавать напрямую власть террористической организации, а с другой, не портить отношения с «Талибаном».
Многолетний страх Москвы перед нестабильностью на южных границах – главный фактор в отношениях с Кабулом. Это зависит от способности центрально-азиатских стран, граничащих с Афганистаном – Туркменистана, Узбекистана и Таджикистана – защищать свою территорию и не допускать дестабилизации в обществе.
В то же время Москва уже несколько лет выстраивает закулисные дипломатические отношения с талибами. А поскольку этнические таджики и узбеки составляют значительную долю населения Афганистана, у русских также есть давние культурные, языковые и экономические рычаги влияния на правительство Кабула.
«Хотя Россия, возможно, открыта для ограниченных форм сотрудничества с такими державами как Китай, Индия и даже Соединенные Штаты по вопросам региональной безопасности, она также наладила отношения с высокопоставленными лидерами талибов, – сказал Мэтью Роянски, директор института Кеннана в Вашингтоне. – Таким образом, Россия обладает некоторыми возможностями оказывать прямое влияние на обстановку в Афганистане».
Кабулов фактически признал, что, хотя захват власти талибами произошел очень быстро, Россия готовилась к такой возможности в течение многих лет. «Мы видели, что в конечном итоге эти силы если и не придут к власти, то в любом случае будут играть ключевую роль в Афганистане», – сказал Кабулов в интервью.
В прошлый раз, когда талибы пришли к власти в 1996 году на фоне гражданской войны и практически полной анархии, Москва больше опасалась последствий такого развития событий.
Россия в то время все еще переживала недавний распад Советского Союза. Кроме того, она опасалась слабости независимых государств Центральной Азии, которые сталкивались с собственными потрясениями: Таджикистан был охвачен гражданской войной; в Ферганской долине, границы которой проходят через Узбекистан, Таджикистан и Кыргызстан, регулярно наблюдались вспышки насилия; наконец, первая чеченская война в России открыла двери для распространения идеологии исламского экстремизма.
Сейчас все обстоит совершенно иначе, утверждает Иван Клыщ, политолог из Тартуского университета в Эстонии. «Захват власти талибами не меняет фундаментальной политики Москвы в отношении Афганистана: не допускать распространения зоны нестабильности на Центральную Азию», – заявил ученый в интервью «Радио Свобода»
Наличие открытых линий коммуникации (посол России в Афганистане Жирнов встретился 17 августа с представителями талибов) также не обязательно означает, что Москва обладает свободой маневра. «Речь скорее идет о поддержании постоянного привилегированного взаимодействия с «Талибаном», особенно в том, что касается обстановки на границах с Центральной Азией и борьбы против группировки ДАИШ (Исламского государства), – добавил Клыщ.
По мнению эксперта по Южной и Центральной Азии Аркадия Дубнова, для Москвы принципиально важно, чтобы талибы не начали распространять свою жесткую версию ислама за пределы Афганистана. Если они будут соблюдать свои обещания, «Москва готова способствовать политическому признанию движения и исключению его из списка террористических организаций ООН».
«Упадком целой системы мифов и представлений о «конце истории» и триумфе западной модели демократии» назвал недавнее поражение США и НАТО российский законодатель Алексей Пушков, известный своей жесткой критикой в адрес Запада.
Впрочем, злорадство России по поводу ухода США из Афганистана не следует воспринимать слишком серьезно, полагает Клыщ. «В основном это просто слова, удобный способ заявить об упадке США, наступлении многополярности, и так далее, – сказал он. – Но это также имеет стратегическое значение, и речь идет не столько об упадке США, сколько о провале западной модели управления конфликтами. Москва может использовать сложившуюся ситуацию для продвижения собственной стратегии урегулирования конфликтов».
