В России Сталин постепенно превращается в символ могущества, а не преступлений. Под прикрытием патриотизма и памяти о Победе его образ внедряют в общественное сознание. Это не просто ностальгия — часть идеологической перестройки, которую проводит команда Владимира Путина.
Меняются названия: волгоградский аэропорт снова стал «Сталинградом». Памятники, демонтированные при Хрущёве, возвращаются — например, рельеф на станции метро «Таганская». Государство конструирует новую историю, где диктатор — не палач, а «эффективный менеджер», приведший страну к победе.
Реакция неоднозначна. Одни возмущены, другие гордятся. Ветераны и националисты видят в нём «защитника Родины». Голоса тех, кто помнит о репрессиях и ГУЛАГе, заглушаются. Их мнение игнорируют, а издания, публикующие такие материалы, подвергаются давлению. Так создаётся «новая норма».
Государство готовило этот тренд годами. С середины 2000-х Сталина делают героем парадов, учебников и пропагандистских фильмов. Его роль в репрессиях замалчивается, а вклад в победу — гипертрофируется. Соцопросы фиксируют рост одобрения: негативных оценок всё меньше.
Параллельно стирается память о жертвах. Музеи ГУЛАГа закрывают, мемориальные таблички исчезают. Организации, сохранявшие эту историю, объявляют «иноагентами» или запрещают. Противников у этого процесса почти нет.
Аналитики (вроде Андрея Колесникова) видят в этом не просто мифологизацию прошлого. Культ Сталина стал опорой для современной власти, где свобода — пережиток. Тотальный контроль, преследование инакомыслящих, жестокость в тюрьмах — всё это отголоски возвращающейся системы.
Возрождение сталинизма знаменует конец либеральных иллюзий. Россия становится государством, где прошлое — инструмент, контроль — абсолютен, а будущее подменяется мифом.
Кэти Янг
