По службе мне приходится внимательно следить за тем, что российские чиновники и политики говорят об экономике. Последние месяцы — бюджетный прогноз до 2042 года, скромное снижение ключевой ставки ЦБ на 50 базисных пунктов, «Прямая линия» Владимира Путина — вызвали у меня острое ощущение дежавю. Я уже слышала подобное в конце 1980-х. Сегодня вопрос не в том, насколько реальны параллели — они очевидны, — а в том, повторится ли тот же финал.
Раньше Путин начинал выступления с триумфального роста ВВП выше 4 %. В этом году — 0,6 % за три квартала, почти целиком за счёт госрасходов, в первую очередь на оборону. Выход найден: «Рост — 1 %, — признал он, — но за три года у нас +9,7 % против 3,1 % в еврозоне». Это напоминает советскую привычку сравнивать нынешнюю жизнь не с вчерашним днём, а с 1913-м: какие бы ни были пустые полки, статистика всегда доказывала, что граждане живут лучше, чем когда-либо. Тогда в это верили немногие — и сейчас тоже.
Многие россияне, включая профессиональных экономистов, не доверяют официальной инфляции. Метод изменился: вместо сравнения с досанкционным прошлым власти теперь складывают данные с 2023 года — эпохи «военного кейнсианства». При должной изобретательности даже убыль может выглядеть как рост.
В СССР директора предприятий знали: план надо перевыполнять ровно на 1 %. Больше — повысят план на следующий год. Похоже, Путин усвоил этот урок: вялый рост он объяснил как сознательный выбор ради сдерживания инфляции, которая, по его словам, уложится в 6 %. Но ЦБ тут же пошатнул этот нарратив, снизив ставку с 16,5 % до 16 %. Если инфляция действительно ниже 6 %, реальная ставка — около 10 %, одна из самых высоких в мире.
Сама Эльвира Набиуллина, ранее облекавшая плохие новости в технократическую речь, теперь звучит всё больше как советский функционер: «Да, есть проблемы, но достоинства перевешивают». Когда аргументы кончаются, на помощь приходит мантра: «Экономика возвращается на траекторию сбалансированного роста», то есть сокращается — но по плану.
Бюджетный прогноз до 2042 года поражает откровенностью: дефицит предполагается на всём горизонте. Нефть — 69 долларов к 2031 году. Чиновники уверяют, что нефтяные доходы уступят место налогам. Путин пообещал, что повышенный НДС — временный, но не назвал срок. Можно предположить — он отменят в 2042 году. Дата не случайна: она отсылает к антиутопии «Москва 2042».
Но нефть рушит планы. Сегодня российская нефть торгуется по цене в районе 35 долларов — в реальном выражении, возможно, даже 10–15 долларов, как в 1985-м, что и подорвало советскую экономику. Санкции, падение доходов, рост военных расходов — 7,3 % ВВП, как в позднем СССР — создают тревожные сходства. США только утвердили военный бюджет свыше 900 миллиардов, включая ПРО «Золотой купол» — прямой эхо «звёздных войн» Рейгана.
Даже если война прекратится, расплачиваться России предстоит годами. Только в этом году выпущено гособлигаций почти на 7,8 триллиона рублей. Государство уже поддерживает убыточные отрасли — от автопрома и авиастроения до ЖД, угля и нефти. Даже оборонка даёт сбои: на Кингисеппском машиностроительном заводе, ключевом поставщике для ВМФ, задерживают зарплаты. Директор в ответ обвинил работников в эгоизме и велел «затягивать пояса» — фраза, которая, пожалуй, лучше всего описывает будущее.
Советский Союз начал рушиться экономически уже к 1989 году, хотя политически просуществовал до 1991-го. Россия стартует с более гибкой, рыночной базы и обществом, проявившим удивительную выносливость к росту ставок, налогов и тарифов. Но история учит: терпение может иссякнуть внезапно и массово.
Точный сценарий неизвестен. Но когда экономические нарративы звучат как реплики из старых газет, трудно не начать отсчитывать годы.
