Бесконечная историческая драма российско-британских отношений

Подпись к изображению: Бывали и лучшие времена: президент России Владимир Путин встречается с королевой Елизаветой во время своего официального визита в Лондон в 2003 году

«Война и мир» — это полностью выдуманный мир со своей собственной, потрясающе правдоподобной атмосферой, но, как и другие русские романы, он отражает российское мировоззрение, российское представление о месте страны в человеческой цивилизации и ее борьбу с внешним миром.

В период между 1805 и 1812 годами Россия была истерзана наполеоновским нашествием, противоречиями между франкофильской аристократией и простой, бесхитростной чистотой матушки-России, состоявшей из безграмотных крестьян. Роман Толстого в значительной степени посвящен тому, как санкт-петербургские денди начинают постигать истинную сущность своего собственного народа.

Примечательно, что сегодня, в 2016 году, мы снова тесно связаны с Россией, поскольку эта страна занимает огромное место в нашем сознании: мы осуждаем Россию и напуганы ей, а Россия более враждебна и презрительна по отношению к нам, чем когда бы то ни было с момента смерти Сталина. Ни одна фигура на международной арене не вызывает столько восхищения и недоумения, как Владимир Путин. Однако, если кому-то кажется, что обтягивающие бриджи и бриллиантовые ожерелья героев драмы Толстого относятся к совершенно иной России, стоит поразмыслить еще раз. Прически, возможно, изменились, но война между державами и культурами сегодня все та же, что описывал в свое время Толстой.

Сегодняшний Кремль презирает декаденскую, двуличную Америку и Британию и пропагандирует агрессивный национализм и особую миссию России в мировой истории. Тем не менее, те же олигархи разъезжают в британских машинах и покупают дома в Лондоне, смотрят английский футбол и учат своих детей в британских школах.

Осуждая автократизм Путина и его политику балансирования на грани войны, мы находимся во власти нашей собственной «русомании», поскольку, вопреки параноидальной риторике Кремля, мы преклоняемся перед русской культурой и историей, Толстым, Пушкиным, Эрмитажем, Большим театром, Чайковским и Шостаковичем, а триумфы и трагедии династии Романовых по-прежнему захватывают наше воображение.

Однако, если культура представляется кому-то надежной почвой для взаимодействия с путинской Россией, как это было в эпоху Советов, следует упомянуть, что культурный обмен всегда оставался непростым и напряженным, поскольку власть и культура взаимно переплетаются в жизни так же, как в романах Толстого.

Взаимное притяжение между Россией и Западом имеет долгую историю, оно основано на смеси целесообразности и соперничества, страха и восхищения. Ничто на самом деле не является столь простым, как может показаться: кто-то видит в зубчатых стенах Кремля символ самой России во всем ее грозном величии, а между тем это здание – работа итальянских художников эпохи Возрождения, завезенных царем Иваном Грозным в 1485-1495 годах.

После 1613 года царская династия Романовых приняла на службу английских и шотландских наемных солдат, художников и врачей, однако держала их в изоляции от собственного народа. Угрожающе гиперактивный Петр Великий принуждал Россию перенимать западные манеры, табель о рангах и культуру в своей столице Санкт-Петербурге (даже правила этикета, предписывавшие русским мужчинам не плеваться и не блевать на людях, а женщинам не красить зубы в черный цвет). Он добивался исполнения правил, лично разбивая лица непослушным гостям и устраивая порку своим придворным, если те осмеливались ослушаться его приказаний.

К началу царствования Екатерины Великой французский язык и английский стиль доминировали в жизни русского двора. Императрица и ее фаворит князь Потемкин называли этот уклад «англоманией». Они обожали полотна британца Джошуа Рейнольдса, нанимали английских садовников (занятно, личный садовник Екатерины носил говорящую фамилию Буш). Шотландского архитектора Чарльза Кэмерона пригласили для строительства дворцов в стиле неоклассицизма, Джереми Бентхэм и его брат были наняты для строительства кораблей, а шотландский адмирал Сэмюэль Грейг – для командования ими. Уже тогда, как и сейчас, англомания совмещалась с враждебностью в отношениях между Лондоном и Санкт-Петербургом.

В эпоху царствования внука Екатерины Александра I, правившего Россией во времена «Войны и мира», некоторые придворные лучше владели французским языком, чем русским. Когда Александр вел войну с Наполеоном, герой Толстого Пьер Безухов идеализировал Наполеона и французский модернизм, презирая отсталость России. Вторжение Наполеона в 1812 году помогло героям Толстого, Пьеру и Наташе, вновь открыть для себя собственную русскость.

Это новое веяние времени было персонифицировано в наследнике Александра I, Николае I, который видел в православной России потенциал для националистического крестового похода. Его заблуждения привели к поражению, которое Россия потерпела в Крымской войне от Британии и Франции, двух культур, которые русские наиболее почитали (и одновременно ненавидели), и это ускорило освобождение крепостных крестьян и либеральный расцвет русской культуры в форме «Войны и мира», а также «Преступления и наказания» Достоевского.

Толстой прошел длинный путь личной эволюции. Начав его как офицер-франкофил и отчаянный прелюбодей, имевший в собственности крепостных девок, он закончил жизнь фанатичным христианским социалистом, воспевавшим и идеализировавшим русское крестьянство.

После пятидесяти лет холодных отношений с Францией и Британией, Александр III и его сын Николай II пошли на сближение с этими двумя западными демократиями, и в то же время они поощряли в своей стране ограниченный русский национализм. Николай видел себя великим князем семнадцатого столетия, а не европеизированным императором, он вытеснял этнические языки народов России, навязывая русский язык, и в то же время его любовные письма к императрице Александре были написаны на английском. Кстати, сама императорская династия Романовых к тому времени в основном состояла из немцев, благодаря столетиям царственных браков с тевтонскими принцессами.

После революции Сталин, провозглашавший марксистский интернационализм, в то же время на практике проводил политику агрессивного ксенофобского национализма, для чего по иронии судьбы использовалась пропаганда взглядов графа Толстого на 1812 год как на момент, подтвердивший моральное превосходство России.

Падение коммунистического режима в 1991 году повернуло эту тенденцию вспять: поклонение западному образу жизни, американской культуре, лондонским предметам роскоши в первые годы после распада Советского Союза, вполне сопоставимо с поклонением перед всем французским в эпоху «Войны и мира».

Сегодня наблюдается очередной крутой разворот. Наши отношения арктически холодны, западную культуру презирают, повсеместно превозносится превосходство России. «Русский народ – основа уникальной цивилизации», заявляет Путин, практически повторяя слова Николая I. И все же… мы по-прежнему читаем Толстого, а они по-прежнему мечтают о футболе «Челси» и о жизни в лондонском Даунтауне.

Для справки: книга Саймона Себаг-Монтефиоре «Романовы: 1613-1918», опубликованная издательством «Weidenfeld», выйдет 28 января 2016 года.