Поездка из Киева в Славянск поездом дает пассажиру достаточно времени для чтения и размышлений. Отправившись в марте в это растерзанный войной украинский город , я воспользовался 13-часовым путешествием, чтобы перечитать фундаментальное эссе Джудит Шкляр «Либерализм страха».
Написанное в 1989 году, в период, который из сегодняшнего дня представляется эпохой безудержного, мягко говоря, американского триумфализма, это произведение, в отличие от большинства подобных материалов коллег Джудит Шкляр (например, статьи «Конец истории?» Френсиса Фукуямы, опубликованной в том же году в журнале «National Interest») содержит серьезную и трезвую оценку событий.
Джудит Шкляр прозорливо, как теперь выясняется, предостерегала, что «любой, кто полагает, что фашизм в том или ином виде уже мертв и ушел в историю, должен подумать еще раз».
«Либерализм страха», в сущности, пытается найти ответ на вопрос: «В чем состоят основы идеального общества? Каким базовым элементом оно должно обладать, без которого невозможно достичь торжества демократических норм, плюрализма, свободы культуры и рыночной экономики (будь то демократический капитализм или социал-демократия), необходимых для его развития?»
В биографическом эссе о Джудит Шкляр, написанном после ее смерти в 1992 году, философ Шейла Бенхабиб написала, что для Шкляр жестокость «была главным злом, которого должен избежать либерализм». Обличая разрушительный эффект, который жестокость оказывает на общество, Шкляр, по словам Бенхабиб, «привлекала внимание к сопутствующим жестокости ощущениям страха, деградации и унижения, которые в конечном итоге делают невозможным либеральное государственное устройство».
Либерализм страха не имеет никакой позитивной программы, он по существу является отрицанием. Как отмечает сама Джудит Шкляр, ее либерализм напоминает «негативную свободу» Исайи Берлина, хотя это не вполне то же самое». Кроме того, либерализм страха, по ее мнению, не обладает еще одним важным качеством – он не является утопией. Так что же это такое?
По мнению Джудит Шкляр, либерализм страха – это либерализм, основанный на «убежденности в том, что жестокость является абсолютным злом, преступлением против бога и человечности».
Либерализм страха решительно антифашистский: он должен, по словам Шкляр, отвергать политические доктрины, которые «не видят разницы между сферами личного и общественного… он предусматривает, что любые национальные интересы должны восприниматься через призму этого разделения и защищаться людьми сознательно». Она также отмечает, что «пределы принуждения в обществе начинаются (хотя и не ограничиваются им) с запрета на вмешательство в частную жизнь».
Причина особого внимания Шкляр к опасностям стирания грани между личным и общественным, безусловно, связана с ее собственной биографией. Она родилась в Риге в 1928 году в межвоенный период, и была вынуждена бежать вместе с семьей, когда началась война: «Накануне вступления русских войск в Латвию мой дядя перевез нас на самолете в Швецию, где мы оставались довольно долго, даже в течение некоторого времени после вторжения немцев в Норвегию. К этому моменту существовал только один путь из Европы, Транссибирская железная дорога, по которой мы медленно добрались в Японию. Это было непростое путешествие, но к счастью нам все же удалось бежать».
Шкляр, по словам Бенхабиб, «привнесла в свои политические изыскания несмываемые следы недоверия перед лицом мира, сошедшего с ума». Отсюда проистекает ее страстное желание помочь построить либерализм на достаточно прочном интеллектуальном фундаменте, чтобы он мог устоять перед варварством, подобным тому, что захлестнуло Европу в период с 1914 по 1945 год. Очень хотелось бы понять, не оказались ли мы сегодня в опасной близости от повторения этого сценария?
Шкляр также касается весьма неоднозначного понятия «политической духовности». Нам всем говорят, во всяком случае в Америке, что Евромайдан на Украине был «революцией достоинства, и что жертвы «Небесной сотни», погибшей на площади, не должны оказаться напрасными. На западе существует косвенная инструкция не замечать или сглаживать насильственную природу этой революции, которая сопровождалась бегством демократически избранного президента перед угрозой насилия.
Логично упомянуть, что Шкляр дала косвенное описание смысла этой «трескучей фразы». «Последствия политической духовности», пишет она, «далеко не столь возвышенные, как может показаться. В политическом отношении она обычно служит оправданием для насилия и разрушений».
Как можно было бы применить критерий Джудит Шкляр к ситуации в сегодняшней Украине? По убеждению Шкляр, существуют абсолютные минимальные требования, которым должно удовлетворять подлинно либеральное общество. Исходя из того, что мне довелось увидеть, Киев этим требованиям не отвечает.
Украинский кризис преподносит некоторые весьма непростые вопросы относительно природы государственности и гражданства в современной европейской стране. Как отметил британский политолог Ричард Саква, результат кризиса зависит от того, какое из двух направлений выберет Украина: пойдет ли она по пути создания монистского общества с ограниченными гражданскими правами, где украинский будет единственным государственным или даже единственным приемлемым языком, либо Украина выберет модель западных стран, где существует плюралистическое общество, для которого характерна языковая и религиозная терпимость, мирное сосуществование различных культур и даже исторических концепций.
Я могу сказать, по какому из этих путей движется страна сегодня. Киевская политика декоммунизации на первый взгляд кажется чем-то вполне разумным и обоснованным, особенно в глазах Запада, который слишком легко ассоциирует коммунизм с ужасающими преступлениями большевиков, Сталина или Пол Пота.
Однако, в своем стремлении избавиться от коммунистического прошлого, переименовывая улицы, разрушая памятники Ленину и запрещая деятельность нынешних последователей коммунистической партии, правительство в Киеве порождает формирование скрытого несогласия, позорит и отталкивает миллионы русскоговорящих жителей Донбасса и наносит тем самым удар в сердце плюрализма.
Джудит Шкляр предостерегала против подобных кампаний, утверждая, что любая «теория, наделяющая власть безусловным правом навязывать идеи и даже лексику, которые она считает подходящими для своих граждан, не может даже отдаленно считаться либеральной».
В восточно-украинском городе Северодонецке местные жители бояться выражать даже самую ничтожную симпатию к советскому прошлому, чтобы не привлечь внимание СБУ (Службы безопасности Украины), поэтому несогласие проявляет себя повсюду обычно по ночам, выражаясь в так называемой «войне граффити», когда нарисованные эмблемы батальона «Азов» и других украинских военизированных группировок замазываются красной краской.
Можно обоснованно утверждать, что организованная декоммунизация поощряет хулиганство. В конце марта в Киеве группа молодых подонков напала на пожилых пенсионеров, маршировавших с советскими флагами. Скоординированные усилия по уничтожению следов советского прошлого – не единственный удар по плюрализму в обществе. Подобным грубым нападениям подвергся также марш в защиту прав сексуальных меньшинств во Львове в конце нынешнего марта.
В связи с этим незибежно возникает вопрос: почему подобные инциденты сопровождаются полным молчанием, или, в лучшем случае, встречают безразличие со стороны Европейского союза и всего международного сообщества?
Автор, Джеймс Карден — обозреватель американского еженедельника «The Nation», в прошлом – сотрудник Госдепартамента США и советник Двусторонней американо-российской президентской комиссии в период с 2011 по 2012 год
