Министр иностранных дел России Сергей Лавров встретился 28 октября со своим иранским и сирийским коллегами, Мохаммадом Джавадом Зарифом и Валидом Муаллемом, чтобы обсудить последние события вокруг Сирии и скоординировать действия по урегулированию кризиса в стране. Эта встреча – самый свежий пример российско-иранского сотрудничества и координации действий в Сирии, состоялась на фоне новых дискуссий в средствах массовой информации относительно истинной природы и уровня отношений между Тегераном и Москвой, а также перспектив продолжения нынешних тесных связей.
Еще одним признаком потепления отношений между двумя странами стало сделанное 24 октября объявление о том, что Россия планирует отменить визовый режим для граждан Ирана. Кроме того, в последние месяцы Россия не раз декларировала свою готовность поддержать полное членство Ирана в Шанхайской организации сотрудничества и активизировать взаимодействие между Ираном и Евразийским экономическим союзом. Учитывая эти события, возникает один ключевой вопрос: можно ли говорить о формировании «альянса» между Ираном и Россией.
На международном уровне, можно утверждать, что в основе нынешней внешней политики Москвы лежит противостояние с Западом, и особенно с Соединенными Штатами, которое началось в 2014 году в связи с кризисом на Украине. С тех пор оно лишь обострилось в связи с такими проблемами как российская военная кампания в Сирии и планы НАТО по дальнейшему расширению на восток.
В этом контексте, находясь под давлением со стороны Запада, Россия стремится нарастить влияние на мировой арене и изменить баланс сил с США в свою пользу, занимая центральное место в целом ряде контргегемонистских двусторонних и многосторонних партнерских отношений, укрепляя сотрудничество и партнёрство с региональными и мировыми державами.
Таким образом, программа действий России на восточном фронте включает в себя дальнейшее цементирование ее связей с Китаем, а также, в Южной Азии, расширение и укрепление отношений с Индией. В то же время, на институциональном уровне Москва пытается придать новую динамику и активизировать деятельность Шанхайской организации сотрудничества (ШОС) и БРИКС.
Иран, будучи региональной державой на ближнем Востоке, может быть элементом московской стратегии партнерства и сотрудничества, но само это понятие означает, что для России развитие отношений с Тегераном диктуется скорее «экзогенной и пассивной, чем эндогенной и активной логикой». На региональном уровне, в связи с вышеупомянутыми обстоятельствами, попытки Москвы противостоять Соединенным Штатам не ограничены развитием связей с Ираном. Хотя в настоящее время Россия, в условиях критической остроты ситуации в Сирии, поддерживает самые активные связи с Ираном, она также пытается развивать отношения с другими важными игроками в регионе.
Так, после нормализации отношений с Турцией осенью нынешнего года, обе страны быстро движутся в направлении регионального сотрудничества. Кроме того, за последние несколько месяцев, Египет также, медленно, но явно, движется в сторону России, учитывая, что две стороны заключили ряд экономических и военных договоров. В то же время Москва серьезно настроена на улучшение отношений с Эр-Риядом, по крайней мере, в экономической сфере. Если говорить о Турции и Саудовской Аравии как региональных соперниках Ирана, курс, проводимый Москвой, не отвечает интересам Тегерана. Таким образом, это показывает, что подход России к Ирану не является столь уж уникальным и особенным, как это могло бы показаться. Скорее можно утверждать, что в первую очередь он обусловлен логикой создания баланса на международной арене с целью усиления глобальной позиции Москвы.
На двустороннем уровне, помимо регионального сотрудничества, особенно в отношении Сирии, российско-иранские связи не носят стратегического характера, что фактически исключает формирование альянса. Сирийский кризис может служить важным примером такой динамики.
Основной причиной решения России о военном вмешательстве в Сирии было ее желание сохранить свои базы в западной части страны, которые обеспечивают ей доступ к Средиземному морю. Другими словами, для Москвы отношения с Дамаском содержат очевидный геополитический аспект и напрямую связаны с ее «жизненно важными» интересами. Что же касается отношений с Ираном, то они на сегодняшний день ограничиваются экономическим взаимодействием, торговлей оружием и, на высшем уровне, сотрудничеством в сфере ядерных технологий. Впрочем, для России ни одна из этих сфер сотрудничества не рассматривается как стратегическая или касающаяся интересов первостепенной важности.
Таким образом, в целом можно утверждать, что цель, которой Россия до сих пор пытается достичь с помощью своей ближневосточной политики – добиться от США признания своей роли и интересов, получить статус равного партнера. Если России удастся решить эту главную задачу путем создания успешного баланса сил или другими средствами, например, за счет той или иной формы компромисса – ее подход к международным партнерским связям изменится, или, по крайней мере, формирование таких партнерских связей существенно замедлится.
В этих условиях российско-иранские отношения могут двигаться в сторону серьезного партнерства или альянса либо путем институциализации, то есть подлинного взаимодействия Ирана с такими региональными инициативами, возглавляемыми Россией, как Евразийский экономический союз, либо путем расширения двустороннего сотрудничества в более важных стратегических сферах политики и безопасности, например за счет подписания договора о взаимной безопасности со всеми необходимыми условиями и обязательствами.
Таким образом, учитывая нынешний внешнеполитический подход Москвы, если Иран действительно хочет поднять уровень двусторонних отношений с Россией, сейчас самое лучшее время для такого шага. Если нет, то Тегеран должен разработать альтернативные планы на случай, если изменятся региональные и международные обстоятельства.
