Общественному дискурсу о России в сегодняшней Америке присущ поистине параноидальный, истерический характер. Корпоративная информационная машине и ее патроны из так называемого «государства в государстве» пожертвовали здравым смыслом и общепринятыми нормами поведения в пользу пропаганды ненависти и распространения устрашающих слухов. Мы никогда не слышали ничего подобного, даже в самые мрачные дни холодной войны.
Корни эмоциональной привлекательности русофобии для левых представляются очевидными: для сверхчувствительного либерального ума безнаказанная ненависть в отношении некой внешней группы является огромным эмоциональным облегчением. Разумеется, объектом этой ненависти является христианский европейский народ, который упорно отказывается от постмодернизации, от ненависти к самому себе и болезненного самоанализа; народа, который не стыдится своего прошлого и не желает отдавать свое будущее на откуп чужакам; страны, в которой никто не помешан на трансгендерных ванных комнатах, микроагрессиях и других проблемах, указывающих на моральную и интеллектуальную дряблость общества.
Идеологическая и эмоциональная русофобия либералов естественным образом сливается с фундаментальной ненавистью по отношению к России в разведывательном сообществе и аппарате национальной безопасности, а также в дуополии Конгресса. Результатом является сюрреалистическая интерпретация событий, включая «неспровоцированную» российскую агрессию на Украине, ее враждебные намерения в странах Балтии, непрекращающиеся военные преступления в Сирии, политическую дестабилизацию в Западной Европе и растущее вмешательство в демократический процесс в Соединенных Штатах. Ее результатом стала и абсолютно выдуманная «экзистенциальная угроза», которая сделала невозможной разрядку напряженности в отношениях с Москвой, задуманную Трампом. Возможно, он был вполне серьезен, говоря о необходимости перевернуть новую страницу, но сопротивление «государства в государстве» оказалось слишком сильным.
Возник мощный фронт сопротивления, включающий левых и правых, консерваторов и либералов, фронт, который проник даже в его собственную команду и в конечном счете не позволил ему совершить шаги, которые могли показаться слишком дружественными по отношению к России.
Интерпретация русофобов не имеет никакого отношения к реальной политике России. Она отражают глубокую ненависть элиты по отношению к России как к таковой. Эта злоба приобрела свою нынешнюю форму со времен Крымской войны, когда в своих «Письмах из России» маркиз де Кюстен сказал, что в этой стране «лоск европейской цивилизации является слишком тонким, чтобы считаться надежным».
«Ни один человек, черный желтый или белый, не мог бы быть столь же лживым, неискренним и высокомерным, одним словом, столь же недостойным доверия во всех отношениях, как русские», писал Теодор Рузвельт в 1905 году. Джон Мейнард Кейнс после путешествия в Советский Союз в 1925 году, любопытствовал, является ли атмосфера угнетения «результатом какого-то особого зверства, присущего русскому национальному характеру». Роберт Оппенгеймер высказывал в 1951 году мнение о том, что в России «мы имеем дело с варварским, отсталым народом». Совсем недавно сенатор Джон Маккейн заявил, что Россия является автозаправочной станцией, замаскированной под страну». Россия – антизападная держава с иным, темным видением мировой политики», писал журнал Slate Magazine в 2014 году, еще до того, как украинский кризис достиг своего апогея.
Эта интерпретация держится на двух основных опорах. С точки зрения геополитики, мы видим стремление двух морских держав, Великобритании до второй мировой войны и Соединенных Штатов после нее, к «сдерживанию, и, при наличии возможности» к контролю над евразийским «хардлендом», основу которого, безусловно, составляет Россия. Не менее важна уже упомянутая культурная антипатия, стремление не только оказывать влияние на политику России и ее поведение, но также способствовать необратимой трансформации российской национальной идентичности. Некоторые з наиболее радикальных русофобских стереотипов имеют российское происхождение. Они распространяются теми членами московской «интеллигенции» которые скорее чувствуют себя дома в Нью-Йорке или Лондоне, нежели в своей собственной стране. Покойная Анна Политковская писала 12 лет назад в Los Angeles Times: «общеизвестно, что русский народ иррационален по своей природе». Невозможно вообразить крупное издание, публикующее подобные высказывания о евреях или мусульманах.
Эта русофобская истерия дорого обходится Америке. Она все более обесценивает общественную дискуссию о мировых проблемах, уровень которой и без того удручающе низок. Кроме того, она уже подорвала надежды на новую взаимовыгодную главу в американо-российских отношениях , основанную на реалистической оценке, в соответствии с которой у этих двух держав нет «экзистенциальных» разногласий, и в то же время имеется много фактических и потенциальных точек соприкосновения. Она питает высокомерное заблуждение, согласно которому существует высшая «западная модель» социально-культурной мысли и политики, которая должна быть внедрена повсеместно, и в особенности в России.
