Европейские державы долгое время сопротивлялись идее создания наднациональных оборонных институтов, вместо этого полагаясь главным образом на блок НАТО и Соединенные Штаты Америки. До 1989 года стратегические интересы Западной Европы и США совпадали, поскольку трансатлантические державы находились в противостоянии с враждебным Советским Союзом. Однако, после завершения холодной войны европейцы так и не взяли на себя ответственность за мир и безопасность на собственном континенте. Могут ли они сделать это сейчас?
Жизнерадостное и оптимистическое настроение, воцарившееся в Европе после окончания холодной войны, было разрушено жестокой и кровопролитной боснийской войной в 1992-1995 годах, военным конфликтом в Грузии в 1991-1993 годах, а затем войной в Косово в 1998-1999 годах.
Эти потрясения на рубеже веков стали катализатором напряженной дискуссии по поводу способности Европы решать собственные проблемы безопасности. В частности, бессилие Европы в Косово подчеркнуло остроту этой проблемы, однако в результате не было достигнуто какого–либо реального прогресса.
Ее обострению способствовала и массовая миграция из стран Африки и Ближнего Востока, всплеском внутреннего экстремизма и насилия, а также результаты референдума о выходе Британии из Евросоюза в 2016 году. Неопределенность позиции президента США Дональда Трампа по поводу обязательств США в отношении НАТО, а также политические разногласия вокруг парижского климатического соглашения и ядерной сделки с Ираном дали дополнительный толчок обсуждению проблем европейской обороны.
Еще до избрания Дональда Трампа аналитики нередко утверждали, что «способность Европейского Союза коллективно обеспечивать оборону своих границ и безопасность вызывает серьезные сомнения», а также что «безопасность и оборона приобрели первостепенную важность в рамках общеевропейского проекта». Глобальная стратегия ЕС в 2016 году гласила: «инвестиции в безопасность и оборону носят неотложный и экстренный характер». В этом документе также утверждалось, что «полномасштабный оборонительный потенциал необходим для реагирования на внешние кризисы, укрепления обороноспособности наших партнеров и как гарантия безопасности Европы». В нем также подчеркивалось, что «укрепление военного потенциала европейских стран должно осуществляться с учетом максимальной совместимости».
Лиссабонский договор 2007 года был призван «способствовать ощутимому прогрессу в отношении уровня инвестиционных расходов на оборонную технику, а также на цели развития оборонных возможностей для проведения совместных миссий и операций на основе единого принципа формирования вооруженных сил. В качестве механизма достижения указанных целей предполагалось постоянное структурированное сотрудничество (PeSCO).
Впрочем, благодаря PeSCO удалось достичь лишь весьма «ограниченного прогресса». Участие в PeSCO допускается только для стран ЕС, удовлетворяющих критериям дополнительного протокола №10 к Лиссабонскому договору. В отличие от принятой в Евросоюзе нормы единогласности, Европейский Совет решил ограничиться квалифицированным большинством голосов по вопросам, связанным с PeSCO, чтобы избежать возможной блокировки со стороны несогласных членов альянса.
Совместное заявление по вопросу о PeSCO было представлено ЕС 23 странами-членами в ноябре 2017 года. В нем изложены 20 обязательств, включая увеличение военных бюджетов до 2 процентов ВВП в реальном выражении, увеличение капитальных затрат на оборону до 20 процентов общих военных расходов, более активное участие в совместных проектах по усилению потенциала стратегической обороны, развитие взаимной совместимости вооруженных сил, оптимизацию многонациональных структур и использование Европейского оборонного агентства EDA в качестве форума для развития общеевропейского оборонного потенциала.
PeSCO будет тесно связан с новым ежегодным координированным обзором состояния европейской обороны, инициативой EDA, предусматривающей систематический контроль планов расходов на национальную оборону, а также взносов в Европейский фонд обороны, который формируется в настоящее время. Первоначальные проекты PeSCO будет переданы в Европейскую комиссию для одобрения в начале 2018 года и будут посвящены «обучению, развитию военного потенциала и оперативной боеготовности».
В качестве стимула более к тесному сотрудничеству, координации и функциональной совместимости вооруженных сил, может служить активное наращивание военного потенциала противодействующими странами. Судьба достижения эффективной интеграции в области оборонной политики, возможно, зависит от растущей негативной реакции на европейскую интеграцию в целом, а также в других политических сферах. Европейские избиратели все больше обеспокоены тем, что потеря суверенитета и размывание национальной культуры приведут к политизации европейской интеграции. Наиболее ярким примером такого феномена является Брексит.
Более того, национальная оборона и осуществление суверенных прав остаются неотъемлемой частью полномочий национальных государств. Французский стратегический обзор, опубликованный в 2017 году, решительно подчеркнул это, настаивая на том, что «сохранение полномасштабных и сбалансированных вооруженных сил имеет решающее значение для обеспечения национальной независимости Франции , стратегической автономии и свободы действий. Что касается экономической сферы, в обзоре было сказано, что «высокий уровень амбиций в области производства и технологий является вопросом суверенитета и основой нашей стратегической автономии». Это противоречит взглядам президента Эмануэля Макрона на национальный суверенитет и европейскую интеграцию в целом.
Содержащийся в докладе намек на «постоянное структурированное сотрудничество и Европейский фонд обороны» изобличает противоречие между стратегической автономией и интеграцией самых мощных в Евросоюзе вооруженных сил в наднациональный институт. Аналогичным образом, Италия, еще одна крупная европейская держава, заявляет в своем официальном документе от 2015 года о необходимости «сфокусировать внимание на тех географических регионах, которые являются приоритетными с точки зрения национальных интересов» и «отодвинуть на задний план другие кризисные явления». Германские социал-демократы выступают против увеличения расходов на оборону до 2 процентов ВВП, и их включение в новое коалиционное правительство создаст проблемы для PeSCO.
Достижение эффективной взаимной совместимости, развитие военного потенциала и повышение боеготовности, а также единство командования, когда речь идет о 23 суверенных странах – поистине геркулесова задача. Необходимо будет учитывать историческое наследие разноречивых национальных подходов, а неизбежно разнящиеся национальные интересы будут возникать просто в силу географических факторов. В Восточной Европе набирает силу российская угроза, а страны, расположенные на побережье Средиземного моря, будут главным образом сосредоточены на ближневосточном хаосе и угрозах, исходящих от неуправляемых пространств Северной Африки. Кроме того, придется преодолевать особенности внутренней политики, в частности распространенность евроскептицизма и эффекты стратегической культуры.
Тот факт, что проблема европейской обороны и безопасности получила новую жизнь, является симптоматичным и означает признание тектонических сдвигов, происходящих в отношениях между великими державами. Тем не менее, даже в условиях обострения серьезных стратегических проблем, нет никакой гарантии, что национальные интересы стран членов Евросоюза будут объединены в совокупность общих интересов европейской обороны. Участие в PeSCO можно считать обнадеживающим фактом, но впереди еще долгий путь, прежде чем Европа сможет эффективно защищать себя.
