Я хорошо помню те катастрофические потрясения. Экономика обвалилась, унеся с собой источник заработка миллионов людей и вынудив их придумывать совершенно новые способы выживания и того, как прокормить свои семьи. Старые политические истины оказались бесполезными, а правительство по большей части не могло совладать с обрушившейся катастрофой.
Кошмар сегодняшнего коронавирусного карантина является чем-то новым для большей части мира, но в России он возрождает болезненные воспоминания о смятении 90-х, том социальном и экономическом катаклизме, который все, кто старше сорока лет, помнят еще слишком хорошо.
Из-за гиперинфляции и банковского краха я дважды терял все накопления своей жизни. Но меня миновало то сокрушительное и дезориентирующее ощущение, пережитое миллионами русских, когда они осознали, что все, на чем они строили свою жизнь, и от чего зависели, обрушилось, развалив вместе с собой общественный уклад и вынуждая людей противостоять экзистенциальным угрозам, о которых они ранее и не помышляли.
«Да, я боюсь, что те трудные времена вернутся», говорит Анна Абашина, у которой в 90-х была хорошая работа экономиста, когда все начало разваливаться. «У меня был маленький ребенок, которого надо было растить, работы не стало, и было трудно даже просто раздобыть еду». Она нашла работу в пекарне. Работа была тяжелой и денег не хватало. «Но хлеб людям нужен всегда», говорит она.
К середине десятилетия экономика России сократилась примерно на половину, около 40% населения жили в крайней бедности, а коррумпированные элиты разворовывали то, что оставалось от богатств страны, переводя награбленное в иностранные банки. Закон и порядок практически перестали существовать.
«Это было страшное время для пожилых людей, для тех, у кого не было достаточного образования или навыков», говорит Евгений Гонтмахер, который был заместителем министра по социальной защите в первом постсоветском правительстве и официальным советником по социальной политике в течение большей части десятилетия. «Но для молодых и активных это было время невообразимой свободы, время возможностей действовать совершенно по-новому».
«Мы унаследовали катастрофу. Не хватало всего, в банках не было резервов, и трудно было найти нормальную работу. Потому что предыдущая, советская система перестала существовать», говорит он. «Нам надо было со всем этим разбираться».
Он говорит, что текущий коронавирусный кризис не похож на неурядицы 90-х. «Тогда люди должны были выживать на подножном корме, и должны были придумать, чем заняться. Сейчас государство стало сильным, и большинство просто ждут, когда оно о них позаботится».
Июль 1999 года, женщины продают детскую одежду у входа в метро
«Как думаешь, чем я зарабатываю на жизнь?»
Помню, как приехал посмотреть шахту возле города Шахты, на юге России, это был 1994, один из худших годов. Я приехал узнать, как они сводят концы с концами, и кое-чему научился.
Группа шахтеров отвела меня к угольной шахте — там очень глубокие шахты — и я смотрел, как они выкапывают уголь и отправляют его на поверхность в больших ведрах. Затем настало время перерыва, который они называли tormozok, и мы сидели там, пили чай из термоса и ели хлеб, оторванный от буханки.
Крупный парнище с перемазанным лицом наклонился ко мне и спросил, «как думаешь, чем я зарабатываю на жизнь?»
Я ответил, «ну, наверное ты шахтер?»
Он засмеялся и сказал, «нет, только не я. Я фермер».
Они рассказали, что шахта обанкротилась, но поскольку в России не было законов о банкротстве, она продолжала свое полуживое существование, добывала уголь и продавала его везде где только можно. И хотя они не получали зарплату месяцами, но продолжали выходить на работу. Иногда им платили углем, и тогда они по бартеру обменивали его на что-то нужное.
Поскольку дома, в которых они жили, находились во владении бывшей советской угольной компании, им было разрешено остаться и обрабатывать участки земли, закрепленные за ними. Кто-то держал коров и кур или выращивал овощи и картофель. Помню был поражен тем, какие, как они утверждали, они собирают урожаи со своих маленьких дачных участков. Вместе со своими семьями они потом делали большие заготовки на зиму.
Глава Союза садоводов Алексей Шишкин из Тамбова говорит, что инновация советской эпохи по передаче городским жителям пригородных участков, возможно, спасла страну от голода в те отчаянные годы. В конце 90-х, как подсчитал один российский социолог, около 40% всей потребляемой пищи в стране было выращено на частной земле.
«В 1992 году нам дали бесплатные участки. Мой участок мне выдали через больницу, где я тогда работал», говорит Шишкин. «Почти половина тех участков сегодня заброшены, но в худшие годы там было полно людей, выращивавших картофель, морковь, помидоры, огурцы, и т.д. Многие так делают до сих пор, потому что когда знаешь, что выращиваешь, значит, знаешь, что и ешь».
Июль 1999 года, женщина с ребенком побирается на оживленном перекрестке в Москве.
«Было непонятно, как жить дальше»
Московский архитектор Майя Мельникова ожидала, что это будет карьера на всю жизнь. Но работы не было, и в итоге в 90-х она перепробовала много профессий.
«Поначалу надежды не было, и непонятно было, как жить дальше», говорит она. «У меня была подруга, которая оптом покупала детские джинсовые сарафаны, и я весь день стояла на московском рынке, продавая их в розницу. Меня окружали такие же образованные люди, как и я, и все они делали то же самое. Это было нелегко, но я приносила домой еду».
Мельникова была экспертом по домашнему ремонту, дизайнером интерьера и учителем в частной школе, затем ненадолго иммигрировала в США. Сейчас она на пенсии и живет в Москве.
«Я поняла, что знания — это не просто накопление информации, а способность изучать новое и наслаждаться самим процессом», говорит она. «Также я узнала, что совсем не обязателен маникюр каждую неделю, или новая одежда на каждый сезон. Я надеюсь, что в результате этого кризиса, общество, которое находит возможным платить миллионы футболистам, также изыщет возможность достойно оплачивать работу врачей и медицинских работников».
Корреспондент Фред Вейр
