Еще не затихли пушки Второй мировой войны в 1945 году, а союзники уже вовсю разрабатывали планы по захвату и освоению как можно большего количества немецких технологий. Германская военная машина принесла неисчислимые разрушения по всему континенту, и немецкие оружейные технологии считались непревзойденными. Баллистическая ракета «Фау-2», реактивный истребитель Messerschmitt Me 262 и подводная лодка «Тип XXI», казались чудо-оружием, которое делало Германию грозным противником и во время войны позволяло наносить колоссальный ущерб противнику.
В своей новой книге «Taking Nazi Technology» Дуглас О’Риган подробно рассказывает о том, что обнаружили американцы, когда начали разграбление нацистской Германии, и почему они были разочарованы своей добычей. Сегодня, когда Соединенные Штаты утратили прежнюю уверенность в своем технологическом лидерстве, эта история содержит важные уроки для политиков.
Мнение о германском военном и технологическом превосходстве было широко распространено в Соединенных Штатах до и во время Второй мировой войны. Немецкая индустрия отличалась почти мифическим качеством, даже несмотря на то, что объективные показатели технологического совершенства в начале двадцатого века все больше говорили об успехе Соединенных Штатов. Очевидные преимущества Фау-2 и Me 262, наряду с рассказами о невиданной мощи других видов «сверхоружия», заставляли американцев верить, что немцы широко использовали технологические инновации.
Однако Соединенные Штаты не обладали специальной разведывательной инфраструктурой, способной захватить и использовать германские технологии. Многое разрабатывалось на лету, часто с участием неопытных и не имевших соответствующей подготовки специалистов разведслужб. Когда Соединенные Штаты приступили наконец к присвоению похищенных немецких технологий, они делали это непродуманно и бессистемно, параллельные задачи поручались бесчисленному набору различных агентств и специальных групп. Операция «Скрепка», программа Управления стратегических служб США по вербовке ученых из Третьего Рейха для работы в Соединенных Штатах Америки, получила относительно широкую известность. Информационное агентство FIAT стало главным бюрократическим органом, которому было поручено курировать расследование и захват немецких технологий.
Но Соединенные Штаты были не одиноки в поиске «интеллектуальных репараций». Как известно, Советский Союз эвакуировал огромную часть промышленности Восточной Германии вместе с многочисленными группами ученых и инженеров. Англичане и французы также включились в эту игру, причем первые действовали с целью сохранить свое международное положение, а вторые были сосредоточены на восстановлении ущерба, нанесенного войной их стране.
Таким образом, в первые месяцы и годы после войны Германия была просто наводнена учеными, инженерами, бизнесменами и военными офицерами стран антигитлеровской коалиции, искавшими что-либо ценное. Впрочем, как вскоре выяснилось, документов и микропленок было недостаточно, поскольку многие немецкие ученые и инженеры держали самое ценное в голове. И это часто приводило к тому, что людей захватывали и изолировали только для того, чтобы они не достались соперничающей стороне. Когда речь шла о Соединенных Штатах и, в несколько меньшей степени, о Соединенном Королевстве, это было взаимно приемлемо, поскольку послевоенная Германия была разоренной и обнищавшей, так что возможности работы за границей манили немецких специалистов. Для тех из них, кто оказался далеко на востоке, в Советском Союзе, эта история была менее радостной.
В своей книге О’Риган пишет, что Соединенные Штаты увидели некоторые подлинные технологические достижения, но в целом они не соответствовали завышенным ожиданиям. Немецкие ракетные программы продвинулись довольно далеко, и американцы извлекли выгоду из опыта ученых-ракетостроителей и инженеров. Кроме того, Соединенные Штаты многому научились, благодаря захвату технологий немецкой индустрии реактивных двигателей, причем как в отношении самих двигателей, так и процедур их испытаний. Немецкая химическая промышленность, весьма высокоразвитая для того времени, также имела определенную ценность для Соединенных Штатов, поскольку немцы приложили огромные усилия к созданию технологии синтетического каучука. Отдельные американские компании также многое сумели узнать о том, как работают их немецкие «коллеги», что дало им решающее преимущество в послевоенной экономической конкуренции.
Естественно, возникли противоречия по вопросу о том, что делать с присвоенными технологиями. В Соединенных Штатах, по крайней мере, возникло государственно-частное партнерство: американские компании посылали своих сотрудников в Европу, чтобы те постарались выведать как можно больше, в том числе и благодаря работе с немецкими специалистами. Правительство США поддерживало эти усилия, отчасти из идеологической веры в то, что власть и крупный бизнес должны работать заодно, чтобы содействовать научно-техническому прогрессу. Кроме того, многие американцы в те годы верили, что поскольку война потребовала усилий от всего общества, распределение трофеев также должно будет носить общественный характер. Это убеждение часто шло вразрез с усилиями отдельных компаний, которые стремились добиться выгоды для себя за счет конкурентов.
Однако в целом многие американцы были разочарованы тем, что они обнаружили в Германии. Станкостроение, сборочные линии и другие сферы, где американцы предполагали обнаружить большие достижения, оказались никуда не годными. Почему же немцы не были настолько продвинутыми в технологическом отношении, как ожидали американцы? О’Риган предполагает, что причин было несколько. Во-первых, пагубный антисемитский характер немецкого режима привел к бегству многих ученых и инженеров, среди которых было немалое количество евреев, которые переселились в Великобританию и Соединенные Штаты. Во-вторых, тоталитарный режим рейха затруднял немецким ученым и инженерам возможность получать необходимую информацию о зарубежных инновациях, поскольку их не приглашали на научные конференции, а иностранные коллеги, потенциальные сотрудники, сторонились их. Наконец, хотя огромные немецкие инвестиции в военный потенциал стимулировали некоторые инновации, они в то же время отвлекали финансирование от фундаментальных исследований и разработок для гражданской сферы применения.
Неудача попытки получить полноценные интеллектуальные репарации от Германии после Второй мировой войны может преподать некоторые уроки сегодняшним Соединенным Штатам. Во-первых, освоение иностранных технологий – более сложная задача, чем может показаться. Этот урок на протяжении десятилетий был неоднократно усвоен многими компаниями и странами, которые пытались украсть чужую технологию, и он не устарел до сегодняшнего дня. Американцев это должно несколько утешить на фоне разговоров о китайских хищениях интеллектуальной собственности. Во-вторых, научная деятельность по сути своей интернациональна, и это нормально, когда ученые и инженеры используют в своей работе знания и опыт коллег. Не существует национальной, изолированной стратегии для успешных технологических инноваций. Американцы должны иметь это в виду, когда они думают о своих исследовательских университетах, которые процветают за счет иностранных студентов.
О’Риган утверждает, что одним из долгосрочных результатов послевоенных попыток захватить нацистские технологии стала растущая уверенность в технологическом превосходстве Америки. В послевоенный период это привело к созданию обширной системы экспортного контроля, призванной предотвратить попадание наиболее передовых американских инноваций в руки Советского Союза. Убежденность в технологическом превосходстве Америки до сих пор остается характерной для технологической политики США в свете растущих опасений по поводу хищений интеллектуальной собственности китайскими конкурентами.
