Недооценка участниками конфликта сил друг друга — самая опасная ошибка внешней политики. Конечно, умышленное раскачивание кризисной ситуации иногда достигает цели: если вы способны перенести последствия лучше, чем ваш противник, то он может пойти на уступки, на который в ином случае никогда бы не согласился.
Но кризис — явление трудно предсказуемое. Кризис крайне редко протекает по плану, который вами просчитан. И противник может оказаться крепче, чем вы предполагали. А в том случае, если расчёты оппонента также оказываются неверны, поражение терпят обе стороны.
Саддам Хусейн, например, вторгся в Иран в 1980 году с уверенностью, что он может изменить неприятные уступки, на которые его страна пошла в период, когда только-только появившаяся Исламская Республика была ещё слаба. И в первые дни войны ему сопутствовала удача. Но потом конфликт стал затяжным и ситуация тупиковой. Спустя два года иранцы вернули всё завоёванное Саддамом. Лидеры Ирака были вынуждены обратиться с предложением о прекращении огня.
Потом пришла очередь Ирана совершить ошибку — они пошли на Ирак с решимостью положить конец режиму Саддама. Идея оказалась проигрышной — война затянулась на шесть лет и закончилась на том же, на чём и началась, но с обеих сторон погибли тысячи молодых мужчин, были потрачены огромные деньги, от бомбёжек пострадали города и инфраструктура обеих стран. Проиграли и те, и другие. Последствия взаимных просчётов обе стороны расхлёбывают до сих пор.
Соединённые Штаты и Россия могут оказаться в похожей ситуации сегодня, когда кризис на Украине породил разговоры о «новой холодной войне».
Глава Центра Национальных интересов Пол Сандерс опубликовал подборку статей российских и американских экспертов, посвящённых политике своих правительств и прогнозам относительно дальнейшего развития кризиса. Выводы, которые он сделал после анализа всех этих материалов довольно мрачные.
«Всеобъемлющий анализ этих документов позволяет сделать такое заключение: правительства и США, и России убеждены в том, что они не только обладают достаточным набором политических возможностей для противостояния друг другу, но и способны заставить противника «дорого заплатить» в случае необходимости».
Эта взаимная конфронтация, между тем, может дорого стоить обеим сторонам, предупреждает Сандерс:
«В основе таких убеждений лежит неспособность просчитать потенциальные последствия для своей собственной страны, которые могут наступить в случае прямого конфликта или (что более вероятно) долгосрочных отношений противостояния».
И это ещё не всё. В последнее время часто слышатся утверждения, что в современном хаотичном мире уже нет моральной и стратегической простоты, свойственной прежней холодной войне (что, кстати, является неверным прочтением истории) и новая холодная война будет лишена некоторых стабилизирующих механизмов, которые позволяли прежней холодной войне быть достаточно предсказуемой.
Старые связи между политиками были разорваны, «неформальные правила и модели холодной войны были забыты», и более глобализированный, гораздо теснее связанный между собой мир «сделал двусторонние отношения гораздо менее понятными и предсказуемыми».
Сторонам может казаться, что они обладают огромным набором возможностей, но только до тех пор, пока они не начнут пытаться их реализовать на деле. Сандерс замечает, что Вашингтон и Москва уже были в подобной ситуации, когда началась холодная война.
«Даже спустя десятилетие проб и ошибок в двусторонних отношениях, стороны оказались в опасной близости к «горячей» войне во время кубинского ракетного кризиса», пишет он.
Автор: Джон Гай — заместитель главного редактора издания National Interest
