Создаст ли успех российско-американского сотрудничества в достижении крупного соглашения по иранской ядерной программе новые возможности и новый импульс политического урегулирования казалось бы бесконечной гражданской войны в Сирии? И Вашингтон и Москва, по-видимому, оставили двери открытыми. Но пройти в них будет непросто.
Подпись к изображению: Государственный секретарь США Джон Керри (справа) и министр иностранных дел РФ Сергей Лавров разговаривают на Завокзальном военном мемориале в Сочи 12 мая 2015 года.
Сделка с Ираном вывела российско-американские отношения на уровень взаимных поздравлений. Впрочем, эти отношения не были спокойными в течение некоторого времени. По данным Белого дома, президент Барак Обама «Поблагодарил президента Владимира Путина за важную роль России в достижении ключевого этапа работ» вовремя телефонного разговора, состоявшегося 15 июля. Двумя днями позже в Кремле в ходе совещания было объявлено, что Путин и члены Совета безопасности РФ, в том числе руководители российских органов разведки, безопасности и вооружённых сил — которые, как правило, не лучшие друзья Вашингтона в Москве — «ещё раз отметили, как ведущая роль и конструктивная позиция, занятая Соединенными Штатами, сделали возможным принять окончательный вариант соглашения». Этот демонстративный обмен похвалами по своему тону заметно отличался от многих других недавних заявлений правительств обеих стран.
В то же время, каждая сторона в отчетности по их диалогам и оценкам будущего уделила особое внимание проблемам, связанным с Сирией и ИГИЛ. В своей пресс-конференции по иранскому соглашению, Обама сказал: «Мы не собираемся решать проблемы в Сирии, пока есть поддержка со стороны русских, иранцев, турок и наших партнеров в регионе Персидского залива», добавив, «должно быть достигнуто согласие среди основных держав, которые заинтересованы в Сирии, а не собираются одержать победу на поле боя». Российский министр иностранных дел Сергей Лавров выразил оптимизм, что «во многом ликвидируются искусственные препятствия для формирования широкой коалиции в борьбе против ИГИЛ и других террористических групп».
Эти заявления, и возрождённый скромный жест доброй воли между Москвой и Вашингтоном, как представляется, дают ещё один повод совместно работать по вопросам Сирии. С другой стороны, добиться результатов, а не просто «открыть диалог», будет довольно сложно.
Первое препятствие заключается в том, что Соединенные Штаты и Россия всё ещё в немалой степени придерживаются разных позиций по ключевым вопросам, особенно в отношении президента Башара Аль-Асада. Пока администрация Обамы, по-видимому, немного отступила, по крайней мере, на практике, от заявления президента, сделанного в августе 2011 года, что «настало время для президента Асада отойти в сторону», Вашингтон по-прежнему хочет видеть отставку сирийского лидера как гарантированный исход любого политического урегулирования. Москве удобна возможная отставка Асада, но в настоящее время она рассматривает его режим, как единственную возможную эффективную основу стабильного правительства в стране.
В связи с этим совершенно ясно, что российские чиновники довольно неохотно пытаются убедить Асада принять сделку с предопределённым исходом, что сам сирийский лидер, скорее всего, находит весьма непривлекательным. И они не считают, что как бы то ни было это сработает. Напротив, даже если администрация Обамы согласится отказаться от «гарантий» отставки Асада как части урегулирования, Белый дом за это столкнётся с уничижительной политической критикой на родине, как от демократов, так и от республиканцев.
Более того, любое такое осмысление не возникает на пустом месте. Это случится после иранской сделки, которая уже вызвала противоречия, как в самих Соединённых Штатах, так и у американских союзников в регионе, включая Израиль и партнёров в Совете по сотрудничеству стран Персидского залива. В этой ситуации важно напомнить, как Обама признал, что не только Москва, но и Тегеран должен будет «принимать участие» в урегулировании вопросов по Сирии. Это означает, что Иран в некотором роде должен принять участие в процессе. А значит, любой результат, который не предполагает немедленного отстранения Асада, будет выглядеть как отступление не только со стороны России, но и со стороны Ирана. После чего многие (справедливо или нет) увидят, как были сделаны значительные послабления в ядерной сделке в условиях, когда союзники США опасаются американской стратегической перестройки, которая может дать привилегии интересам Ирана за их счет. Иными словами, политическое урегулирование в Сирии на единственно возможных условиях только подтвердит самые худшие опасения некоторых политических противников Обамы, а также ключевых союзников США. Конечно, Белый дом об этом знает.
Препятствия для более лимитированных обязательств российско-американского сотрудничества в борьбе против ИГИЛ (в отличие от совместных усилий по решению сирийской проблемы) менее значительны, но по-прежнему существенны. Москва долгое время настаивала на том, чтобы Соединенные Штаты и другие не наносили авиаудары по Сирии без разрешения Дамаска. Конечно, это не препятствует сотрудничеству в оказании поддержки правительству Ирака, которому Россия уже поставляет оружейные системы.
Интересный вопрос, смогут ли Вашингтон и Москва найти нестандартное решение для «разрешения» проблемы. Обсуждая роль Ирана в боевых действиях, ведущихся силами ИГИЛ в Ираке, Обама фактически возложил на Багдад ответственность за «устранение конфликтных ситуаций» во время американских и иранских военных операций, поскольку непосредственно сам Вашингтон не в состоянии этого сделать. Сможет ли тогда Москва играть аналогичную роль в «неконфликтных» американских и сирийских военных операциях против ИГИЛ?
В теории, это не слишком отличается от того, с чем Обама уже готов согласиться (и даже признать публично) в Ираке. Всё-таки, есть две большие проблемы, связанные с этой идеей. Одна заключается в том, что любые согласованные военные действия с Дамаском (что было бы почти невозможно держать в тайне в Соединенных Штатах) по существу помогут режиму Асада в его борьбе против всех его противников и не только. Даже косвенное и свободное согласование с Москвой может позволить сирийскому правительству передислоцировать свои силы, чтобы получить преимущество в известной американской операции. Подобно послаблениям в отношении Ирана, это политический яд для Вашингтона.
Во-вторых, такой подход будет равносилен обмену конфиденциальной информацией США с Россией о текущих военных операций в то время, когда американские и российские вооруженные силы всё чаще переориентируются в сторону конфронтации друг с другом. Со своей стороны, любой такой диалог, где Соединенные Штаты смогут запросить дополнительные сведения о российских поставках оружия в Сирию, также восприимчив и может стать источником разногласий. Подобные обсуждения ни в чём не были бы просты.
Ещё до украинского кризиса, менее амбициозное сотрудничество в борьбе с терроризмом на протяжении многих лет терпело неудачу из-за сохраняющегося взаимного недоверия между органами разведки и безопасности. Например, Россия неоднократно предупреждала ФБР о Тамерлане Царнаеве, чеченце, эмигрировавшем в Соединенные Штаты, которого Москва считала террористически опасным ещё за два года до того, как Царнаев и его брат совершили теракт во время Бостонского марафона в 2013 году. Чиновники ФБР не доверяли мотивам России и не придали важности этой информации.
Действительно, и у Соединенных Штатов, и у России есть схожие интересы в Сирии: прекращение войны, разгром ИГИЛ и стабилизация Сирии и её соседей. К сожалению, этого не всегда достаточно, чтобы обеспечить сотрудничество между крупными державами.
