Какой должна быть политика США в Сирии?

«У Соединенных Штатов нет друзей, у них есть национальные интересы», сказал как-то с гневом Джон Фостер Даллес, жесткий и влиятельный американский политик-республиканец, занимавший пост государственного секретаря США при президенте Дуайте Эйзенхауэре в 1953-59 гг. Эта реплика прозвучала в ответ на заявление о том, что Объединенное Королевство и Соединенные Штаты связывают «особые отношения». Этот «афоризм» Даллеса по обе стороны океана был встречен с бурным возмущением и негодованием.

UN United States Russ_Dent

Тем не менее, в словах, брошенных тогда Даллесом, содержится важная мысль. Именно долгосрочные интересы Америки должны определять ее внешнюю политику, а вовсе не теплые чувства к многочисленным странам, с которыми нас связывают давние тесные отношения и режим свободы перемещения. В то же время, сегодняшняя реальность такова, что защита «интересов» вступает в противоречие с несколькими другими разноречивыми взглядами на задачи внешней политики. Среди прочего речь идет и о помощи друзьям, даже в тех случаях, когда это не вполне отвечает нашим интересам.

Понятие «баланс сил», которое в истории многократно оказывалось в центре мирового внимания, означает, что внешняя политика государства призвана реагировать на изменения в соотношении сил между лидирующими соперниками. В какой-то степени это напоминает шахматную партию с шестью участниками. Сторонники подобного подхода утверждают, что мы должны предпринимать меры, чтобы остановить рост китайского влияния на мировой арене. Россию же следует держать в ее нынешнем ослабленном состоянии, применяя для этого два основных средства: вооружение всех стран на ее восточной границе и разработку стратегии для противостояния нынешнему вмешательству Москвы в ближневосточные конфликты. Россия же проводит политику, весьма схожую с упомянутой выше, то есть предпринимает дипломатические и военные усилия в Сирии, хотя это и не вполне отвечает ее интересам.

Третья точка зрения, представляющая собой антитезу позиции Даллеса, возлагает на Соединенные Штаты миссионерский долг выполнять роль мирового полицейского и обеспечивать распространение «демократии». В соответствии с этой идеей, мы стремимся свергнуть режимы, не отвечающие нашим представлениям о демократическом устройстве, впрочем, поступаем так не всегда.

Политика Соединенных Штатов мечется между этими противоречивыми целями. Сравните наши любовные объятия с в высшей степени тоталитарным режимом Саудовской Аравии и упрямое стремление любой ценой свергнуть сирийское правительство во главе с Башаром аль-Асадом. Лидер Ирака Саддам Хуссейн был нашим ближайшим союзником, когда вел ожесточенную войну с Ираном с применением отравляющих газов. Жаль только, он не понял, что напав на Кувейт, сразу превратился в нашего врага, которого мы непременно должны были уничтожить.

За редким исключением, (возможно, в отношении Израиля и Британии) Даллес, безусловно был прав. Чувство праведного гнева вовсе не обязательно является лучшим советчиком, когда речь идет о проблемах внешней политики. Администрация президента Обамы «объявила войну» сирийскому правительству в связи с применением отравляющих газов для подавления внутренних беспорядков и революционных выступлений. Россия выступила в ее защиту вместе с другими членами Совета Безопасности ООН, и, вместе с нами, добилась соглашения, в соответствии с которым Сирия обязалась не предпринимать подобных действий впредь и позволить нам изъять все их запасы химических вооружений. Этого должно было быть вполне достаточно, но нравственные принципы требовали, чтобы мы отказались иметь какие-либо контакты с сирийским правительством до тех пор, пока оно не избавится от господина Асада.

Уроки истории

В девятнадцатом веке, когда Соединенные Штаты впервые стали обращать внимание на внешнюю политику, национальные государства Европы, какими мы знаем их сегодня, были все еще в стадии строительства и укрепления. Балканы, регион южной Европы от Константинополя до Будапешта, известный политикам как «Балканская пороховая бочка», состоял из почти десятка разрозненных этнических групп. В доиндустриальную эпоху подобная разобщенность и узость интересов была вполне обычной. Культура каждого региона имела свои особенности, включая лингвистические различия. Память о межгрупповых конфликтах или открытых военных схватках передавалась из поколения в поколение, обрастала вымышленными деталями и становилась частью фольклора. Жестокие обиды, непостижимые для американского наблюдателя, дожили до двадцатого столетия и даже стали причиной мировой войны.

Историки будут в течение некоторого времени спорить по поводу американской военной интервенции в Боснии, вызванной распадом Югославии. Было ли это ошибкой? Касался ли каким-либо образом наших интересов тот факт, что они там убивали друг друга? Могли ли внешнеполитические дебаты повлиять на ситуацию, отложить либо отменить интервенцию?

До первой мировой войны мир на Балканах поддерживался всеобъемлющей властью Австро-Венгерской Империи со столицей в Вене. Далее на восток от Константинополя до Багдада вплоть до границы традиционно независимой империи персов (Иран), мир между  целым рядом других племен и кланов обеспечивался Оттоманской империей. Эти разделения возникли только с расколом на арабский и неарабский мир, а также шиитско-суннитским расколом внутри ислама, который иногда сравнивают с расколом между протестантами и католиками в Европе в шестнадцатом столетии.

Первая мировая война положила конец существованию обеих империй и создала предпосылки для возникновения власти над этими регионами новых имперских держав. Россия, хотя и ослабленная поражением в войне, получила контроль над Балканами, а Франции и Англии понравились регионы, которые сегодня известны как Египет, Палестина и Ирак (британский мандат), а также Ливан и Сирия (французский мандат). Национальные границы были установлены практически без учета границ этнических или племенных территорий.

На самом деле все было еще сложнее, но это краткое пояснение вполне может подойти в качестве предыстории катастрофического, невежественного умышленного вторжения в Ирак Джорджа Буша-младшего во имя демократии, свержения суннитского правительства Саддама Хуссейна, уничтожение его армии и администрации, которое привело к власти кланы и клики, в основном связанные с шиитской ветвью ислама, поскольку шииты существенно превосходят суннитов по численности в этой стране.

Что же происходит сегодня?

Итак, что же происходит? Курды на севере Ирака образуют де-факто собственное правительство, раззадоривая курдов в Турции перспективой создания государства Курдистан. Обозленные сунниты объединяются со своими собратьями в восточной Сирии. Сирия, как и Ирак, ранее недемократически и жестоко управлялась еще одним исламским меньшинством. Так, в последнее время страну возглавлял арабский офтальмолог с британским образованием, не слишком искушенный в политике. Этот суннитский альянс стремится создать  отдельное государство к западу от Багдада. В условиях численного превосходства регулярных войск, терроризм и религиозный экстремизм становятся наилучшими инструментами борьбы. Финансовая и иная материальная поддержка идет от суннитских кругов в Саудовской Аравии и государствах Персидского залива. Таким образом, мир получает ИГИЛ.

Резко увеличив свою численность за счет иракских солдат-суннитов, которых мы так и не инкорпорировали в реорганизованную новую армию Ирака, ИГИЛ представляет собой мощную антиамериканскую силу в западном Ираке и восточной Сирии, объединенную идеей построения фантастической религиозной империи, которую они называют халифатом. Враждебное отношение к Америке иранских шиитов не идет ни в какое сравнение с ненавистью боевиков ИГИЛ. Американские и европейские туристы могут сравнительно спокойно передвигаться по Ирану, но если бы они попали на территорию, контролируемую ИГИЛ, их вполне могла бы постичь казнь путем отсечения головы.

Сирийское правительство остается наиболее мощной военной силой, противостоящей ИГИЛ. Однако мы не будем помогать ему из-за безнравственного поведения их руководства. Россия взяла на себя функцию политического урегулирования, которую обычно выполняют США. Как и наши вмешательства, эта акция будет популярна внутри страны, впрочем, только на время.

Какой же должна быть американская внешняя политика в сложившейся ситуации? Или, как однажды посоветовал мне высокопоставленный американский дипломат, «если ты не уверен, не делай ничего»?

Автор, Джон Хэвлок – в прошлом сотрудник Белого Дома, член администрации президента Джонсона. В течение многих лет – обозреватель в сфере публичной политики.

Поделиться...
Share on VK
VK
Tweet about this on Twitter
Twitter
Share on Facebook
Facebook
0

Добавить комментарий