Всякий раз, когда российский президент Владимир Путин предпринимает существенный шаг, это вызывает несколько особенно распространенных вариантов реакции в американской внешнеполитической дискуссии. Одной из таких реакций является восхищение умом и прозорливостью Путина. Еще одна стереотипная реакция – удивление. Многие люди высказывали его, когда Россия начала военную кампанию, вмешавшись в сирийский конфликт, и те же самые люди сегодня недоумевают по поводу объявленного сокращения российского военного присутствия в этой стране. Мы не знаем, были ли профессионалы в американском правительстве, в чьи должностные обязанности входит анализ подобных событий, так же удивлены в первом и во втором случае, однако вполне уместен вопрос, насколько закономерным и обоснованным является удивление остальной части американского общества.
Последний шаг России не должен был бы вызвать какого-либо удивления. В той или иной степени его можно объяснить нашей привычкой приписывать русским мотивы и замыслы, которых на самом деле не существует. Объявленный вывод войск демонстрирует, что цели России в Сирии вовсе не были неограниченными во времени или грандиозными по масштабу. Они были связаны лишь с краткосрочной поддержкой режима аль-Асада, чтобы не допустить его краха, а также усилением роли России в определении политического будущего Сирии. Кроме того, сокращение военного присутствия свидетельствует о том, что русские, как и большинство людей, наряду с преимуществами тех или иных действий принимают во внимание издержки и риски.
Действия России указывают и на тот факт, что Путин не применяет к сирийской ситуации систему принципов, характерную для многих американских критиков политики администрации Обамы. Речь идет о принципах соразмерности масштаба и активности мер, в особенности военных, со степенью важности поставленных на карту национальных интересов. Исходя из этой логики, российская военная активность не только всегда способствует защите интересов России, но также неизменно направлена против интересов США, причем справедлива и обратная зависимость для американской военной активности. Путин, похоже, не придерживается доктрины «кто кого», и у всех остальных также нет серьезных причин для этого.
Установившаяся симметрия между американским и российским военным присутствием в Сирии приводит некоторых к мысли о том, что поскольку Россия предпринимает частичное сокращение своих сил после нескольких месяцев активных военных действий, это может означать, что тревоги в связи с возможностью для США увязнуть надолго в этом конфликте, в случае расширения вмешательства, также являлись напрасными. В сущности, сама эта идея беспочвенна. Не существует никакой симметрии между тем, чего достигла военная кампания России и тем, к чему могло бы привести расширенное военное вмешательство США. Асимметрия включает тот факт (но не исчерпывается им), что Россия защищает в Сирии законное правительство, в то время как любое вмешательство США было бы на стороне повстанцев.
Главная проблема состоит в том, что Сирия сегодня обеспокоена даже не столько конкретными политическими результатами войны, сколько самой войной. Именно война как таковая привела к созданию условий для распространения экстремизма и терроризма, включая ДАИШ, а также риску распространения нестабильности за пределы границ Сирии. Поэтому мирное урегулирование конфликта, как минимум в той части, которая не касается непосредственно ДАИШ и других террористических группировок, должно быть главным приоритетом.
Предпосылкой мирного урегулирования этого конфликта является сложившаяся тупиковая ситуация, в которой ни одна из сторон не может рассчитывать на военную победу. Таким образом, воюющие стороны воспринимают компромисс и мирное урегулирование в качестве единственной альтернативы бесконечной и крайне дорогостоящей войне.
Именно здесь вступает в игру российское военное вмешательство и его отличие от любых возможных результатов действий Америки. Когда русские начали свою военную кампанию, положение режима Асада было столь тяжелым, что казалось, он вот-вот рухнет. Эта ситуация находила отражение в несокрушимой воле повстанческих сил воевать до победы и добиться свержения режима любой ценой. С тех пор обстановка в стране коренным образом изменилась, главным образом благодаря российскому вмешательству.
Оппозиционным группировкам дали понять, что мечта о военной победе недостижима и переговорный процесс по мирному урегулированию с участием нынешнего режима является единственной альтернативой бесконечной кровопролитной войне. В то же время, поддержка режима ни в коей мере не достигла такого масштаба, при котором у него появились бы какие-либо шансы на самостоятельную военную победу. Нынешний шаг Москвы лишний раз подтверждает, что она не намерена помогать режиму Асада достичь такой возможности.
Кратко выражаясь, общая последовательность действий России, включая сначала военное вмешательство, а теперь сокращение своего присутствия в Сирии, привела к возникновению той тупиковой ситуации, которая делает возможным мирное урегулирование путем переговоров. В противоположность этому, расширенная интервенция США в той обстановке, которая существовала в течение прошлого года, привела бы лишь к усилению неуправляемости сирийской оппозиции и ее стремления добиться военного решения, таким образом, сделав урегулирование еще менее достижимым.
В целом поведение России, включая частичное прекращение военных действий и политические переговоры под эгидой ООН, соответствует ее нынешней цели в Сирии, то есть мирному урегулированию конфликта. Если Путин и в самом деле столь умен и дальновиден, мы должны воспользоваться результатами его дальновидности и добиться мирного компромисса, который отвечал бы как американским, так и российским интересам, не говоря уж о сирийских.
Автор, Пол Пиллар – внешнеполитический эксперт, обозреватель National Interest, в прошлом — сотрудник ЦРУ
