Рассмотрим фразу «конкуренция великих держав». Хотя сегодня этот и другие подобные термины довольно широко распространены в сфере национальной безопасности, как часто они использовались двадцать лет назад? И к каким именно «конкурентам» они относятся? Китай и Россия. Что же, первое не удивительно: растущая экономическая мощь Китая и вероятность ее использования для достижения политических и военных целей были очевидны уже на рубеже тысячелетий. Но Россия? Кто в 2000 году мог предсказать, что она вернет себе статус великой державы? Тот факт, что она начала это делать, является свидетельством подлинного лидерства Владимира Путина.
Россия преподала остальному миру урок использования возможностей XXI столетия для усиления своей мощи и влияния. Наиболее очевидными из этих возможностей являются кибератаки, информационная война и использование социальных сетей в качестве оружия. Но именно сочетание этих средств с другими доказало свою высокую эффективность. В качестве примера можно привести интеграцию информационных операций с использованием вооруженных сил в ходе интервенции в Грузии и на Украине.
Более того, российские операции в целом отражают глубокое понимание руководством страны и военным командованием как стратегических ограничений, так и возможностей. Фраза «конфликт ниже порога войны», в сущности, представляет собой банальное выражение. На протяжении всей истории можно найти множество случаев политического насилия, происходившего на уровнях интенсивности ниже общепринятых западных норм обычной войны. Эта фраза подтверждает четкое понимание Россией, где и когда она может применить силу, не рискуя спровоцировать ответных действий военного характера.
Впрочем, величайшее стратегическое достижение современной России вообще не потребовало применения физической силы. Это было вмешательство России в выборы президента США в 2016 году. Разумеется, вмешательство России не было единственной причиной избрания Дональда Трампа, но, учитывая особенности избирательной системы США, и в частности, наличие такого института как коллегия выборщиков, российские информационные агенты добились достаточной степени обострения существующей социальной поляризации и межпартийной напряженности, чтобы помочь Трампу достичь победы.
А наградой для России за эти усилия стало колоссальное преимущество – не что иное, как парализация политической эффективности их главного противника, США. Трамп ослабил мировой порядок, который отражает американские и западные ценности, в большей степени, чем любой его предшественник, тем самым создав возможность для Путина укрепить и расширить международное влияние России.
Более того, и это подтверждают новости о крупнейшем проникновении в информационные сети США, недавнем взломе IT-компании SolarWinds, выполнявшей заказы государственных органов США и крупного бизнеса, использование Россией операций в киберпространстве демонстрирует ее способность предвидеть и использовать меняющиеся стратегические обстоятельства. По-видимому, еще задолго до президентских выборов 2020 года российские оперативные сотрудники получили доступ к важнейшим правительственным системам Соединенных Штатов.
Пока неясно, какую именно информацию они добыли, и в какой степени эти системы были скомпрометированы. Степень проникновения, возможно, так никогда и не станет известна до конца. Однако, как бы то ни было, они поставили администрацию Байдена в крайне невыгодное стратегическое положение. Джо Байден недвусмысленно дал понять, что намерен возродить и укрепить мировое лидерство Соединенных Штатов, и эту задачу в настоящее время значительно затрудняют российские информационные операции.
Следует подчеркнуть, что и здесь российским успехам способствовали американские слабости. В данном случае речь идет о разросшейся бюрократии США. Во времена Трампа эта проблема усугубилась фактическим отсутствием высшего руководства. Но даже до 2017 года информационные операции и операции в киберпространстве серьезно страдали от того, что были разбросаны среди многочисленных гражданских агентств и военных организаций, большинство из которых имели другие главные функции и обязанности.
Впрочем, помимо сферы кибер- и информационных операций, в США давно наблюдается устойчивое отсутствие четко акцентированной стратегии. Примером этого изъяна может служить одержимость армии крупномасштабными боевыми операциями (LSCO). Одним из официальных обоснований активизации обучения личного состава и планирования LSCO является необходимость подготовки к «наихудшим сценариям». При этом в расчет практически не принимается тот факт, что ресурсы и время, выделяемые на упомянутые усилия, не могут быть использованы для решения более актуальных проблем, связанных с непредвиденными событиями.
Кроме того, такая подготовка удерживает потенциальных противников от рассмотрения возможностей применения LSCO. Однако в случае с Россией возникает вопрос: а зачем ее вообще сдерживать? Зачем Москве нужны LSCO для достижения своих стратегических целей, если она и так может эффективно противостоять политическим действиям Соединенных Штатов?
Вместо этого необходимо задаться другим вопросом: какие стратегические и тактические возможности необходимы правительству США, чтобы наиболее эффективно противостоять России и другим политическим противникам? Кроме того, как должно быть организовано правительство США, чтобы наилучшим образом развивать и использовать эти возможности? Ответы могут коренным образом отличаться от того, что сегодня существует, но эти вопросы все же следует задать.
Еще одним ключевым отличием между Россией и Америкой является автократический характер первой и приверженность второй правам человека и их защите. Это различие дает путинской России огромное преимущество и простор для маневра: ей не приходится преодолевать юридические и бюрократические препятствия, которые серьезно усложняют жизнь всем американским администрациям.
Эти препятствия необходимы для того, чтобы в стране было именно такое правительство, которого хотят и в котором нуждаются американские граждане, но все же они не должны быть столь серьезной помехой для выработки согласованной стратегической политики и ее реализации. Укрепление стратегического потенциала требует изменения статуса и функций давних бюрократических структур, как гражданского, так и военного характера, инвестиций в более совершенные и безопасные коммуникации, повышения уровня информированности чиновников относительно вариантов стратегических и тактических действий, в том числе их издержек и преимуществ.
Только тогда Америка получит сообщество профессионалов, способных разработать и реализовать достаточно последовательную и эффективную стратегию для решения задач XXI века. Мало того, мы должны действовать быстро, поскольку наши противники уже обладают эффективной стратегией и в полной мере используют ее.
