Суть украинского кризиса — в глубоком взаимном непонимании.
После 1991 года европейские страны рассматривали расширение НАТО как инструмент создания «зоны мира»: проект, призванный укреплять демократию и сдерживать нестабильность. В Москве те же шаги воспринимали как наступление военного блока прямо к российской границе. Эти разные взгляды накапливались годами, и в итоге Кремль пришёл к убеждению, что сближение Украины с Западом — не дипломатический процесс, а быстро закрывающееся окно возможностей.
Это не оправдывает российское вторжение или совершённые им преступления. Но объясняет, как разрыв между намерениями и их восприятием сделал войну возможной.
Трагедия Украины не в том, что одна сторона говорила правду, а другая лгала. Дело в том, что каждая действовала логично — но в рамках собственной картины мира, не замечая, насколько чужда эта картина оппоненту.
Из Вашингтона, Брюсселя и Берлина расширение НАТО подавалось как нейтральный, оборонительный процесс, направленный на завершение незавершённых дел в Европе. Альянс якобы предлагал надёжность и институциональную основу для хрупких демократий, не имея ничего против России. Для Кремля же НАТО оставался военным союзом, чья сила и история значили больше, чем его риторика. То, что на Западе называли укреплением доверия, в России воспринимали как угрозу безопасности.
Ни одна из этих позиций не была абсурдной. Но они оказались взаимоисключающими. А поскольку НАТО в основном считал возражения Москвы политическими манёврами, альянс ограничивался консультациями, не пытаясь предложить реальный компромисс.
Большая часть послевоенной дипломатии строилась на иллюзии, будто сферы влияния ушли в прошлое. Международная политика, однако, не подчиняется таким утешительным представлениям. Великие державы по-прежнему особенно чувствительны к тому, что происходит на их рубежах.
Для России «ближнее зарубежье» всегда имело стратегическое значение. Украина занимала в нём особое место — из-за географии, истории и военной глубины. Речь шла не о том, есть ли у украинцев право выбора — оно есть, — а в том, можно ли этот выбор совершать так, чтобы соседняя великая держава не восприняла его как угрозу региональному балансу.
Войны редко вызваны одним фактором. Обычно это результат множества причин. В случае России расширение НАТО не было единственной движущей силой, но именно оно определяло, как интерпретировались другие события.
Москва всё чаще рассматривала углубление связей Киева с западными структурами как сигнал: время работает против неё. То, что Запад представлял как постепенную интеграцию, в Кремле читалось как стремительно закрывающееся стратегическое окно.
Заблуждение — это не просто недоговорённость. Это неспособность понять, как твои действия выглядят в чужой логике. Эта пропасть росла годами — пока не произошёл разрыв.
Признание того, что расширение НАТО сыграло роль в создании нынешней обстановки, никоим образом не оправдывает вторжение. Ничто не может оправдать убийства мирных жителей или попытки стереть с карты суверенное государство. Моральная ответственность за войну целиком лежит на Кремле.
Но стратегическая ответственность — вопрос иного рода. Одна из горьких истин состоит в том, что НАТО ошибочно полагало: российские возражения можно разрешить диалогом, а не установлением границ. Другая — в том, что альянс принял молчаливую сдержанность Москвы за согласие.
Урок Украины не в том, что расширение НАТО изначально было ошибкой. Он в том, что прочный миропорядок требует постоянных усилий по согласованию намерений и их восприятия — а также готовности признавать реальность сфер влияния, а не отрицать её.
Эта мысль уже прокладывает себе дорогу — даже на фоне боёв. Тихие разговоры о гарантиях безопасности и пределах расширения альянса, ранее считавшиеся табу, возвращаются в дипломатическую повестку. Это не капитуляция, а признание: силовые реалии нельзя игнорировать.
Мир с несколькими центрами силы менее снисходителен, чем однополярный. Он карает за самоуспокоенность. Отказ учитывать, как конкуренты видят свои ключевые интересы, неизбежно ведёт к эскалации.
Европа теперь расплачивается за цепь решений, принятых с добрыми намерениями, но без понимания позиции другой стороны. Задача не в том, чтобы переписать прошлое, а в том, чтобы вынести из него уроки. Мир рождается не от отрицания силовых реалий, а от взаимодействия с ними — до того, как непонимание превратится в катастрофу.
