Источник перевод для mixednews – josser
Слишком много
Покупка «Роснефтью» ТНК-BP – о чём стало известно в ту же неделю, на которой канадское правительство отказало малайзийской Petronas в удовлетворении её заявки о выкупе калгарийской Progress Energy, и этот отказ в рейтингах Fitch был назван «ресурсным национализмом» – рассматривается как ход Владимира Путина, направленный на восстановление госсобственности на нефтяные месторождения России. Первоначально, в 2003 году, «Роснефти» был передан контроль над «ЮКОСом».Это было достигнуто ударом правительства Путина по компании при помощи $26-миллиардного счёта об уплате налогов, который привёл к её банкротству, после чего Путин упёк основателя «ЮКОСа», миллиардера Михаила Ходорковского, в сибирскую тюрьму. Нынешний выкуп ТНК-BP предполагает приобретение «Роснефтью» 50-процентной доли в совместном предприятии в обмен на деньги и акции на общую сумму 27 миллиардов долларов.
Цифры имеют значение: задача увеличения контроля Кремля над российской нефтью на 100 процентов идёт рука об руку с задачей увеличения контроля России над мировыми поставками нефти на экспорт в качестве крупнейшего единого экспортёра планеты, всегда находящегося либо немного позади Саудовской Аравии, либо чуть впереди её. На данный момент, цифры различаются. По данным EIA США (Energy Information Administration; статистическая и аналитическая служба Министерства энергетики США; прим. mixednews.ru), в 2011 году Россия добывала в среднем 9,8 миллиона баррелей в день (мб/д), а потребляла примерно 2,4 мб/д, оставляя на экспорт около 7,4 мб/д. В том же году чистый экспорт Саудовской Аравии достиг уровня, образующего основу для многочисленных анализов и исследований, который к тому же испытал влияние роста экспорта продуктов нефтепереработки КСА. Возможный эквивалент сырой нефти составлял где-то 7,7 — 8,1 мб/д.
Совокупный чистый экспорт России и КСА, составляющий около 15 — 15,5 мб/д, может показаться гигантским, но он представляет лишь 28 – 30 процентов общих мировых объёмов нефти, продаваемых, перевозимых и потребляемых вне страны добычи, которые оцениваются в размере широко дискутируемой итоговой величины, составляющей примерно 50,5 — 52,5 мб/д. Не рискуя впасть в чрезмерное легкомыслие, мы можем сравнить такую ситуацию с мировой зависимостью от немногочисленных экспортёров смартфонов и сотовых телефонов. Графики или диаграммы зависимости средней цены за телефон/смартфон от производства и экспорта демонстрируют интересную эластичность, сравнимую с саудовским или российским среднегодовым экспортом нефти в сопоставлении со средними ежегодными ценами на сырую нефть Brent или WTI, разумеется, с резкими, время от времени, скачками объёмов экспорта, которые можно объяснить принципом «экспортировать больше, чтобы компенсировать падение цен на товар». К сожалению, у этого лёгкого метода анализа есть крупные прорехи, требующие обоснования: любая утверждаемая ценовая эластичность экспортного предложения, как КСА, так и России, не вытекает очевидным образом из данных, при этом противоположное утверждение (изменения объёма производства не связаны с изменениями цен) можно проиллюстрировать на примере показателей их нефтяного экспорта за последние 25 лет.
Оруэллское видение нефтяного пика
Более важным для мировых импортёров нефти и газа является то, что экспортное предложение и цены на нефть могут с лёгкостью подвергаться (и подвергаются) манипуляциям со стороны КСА или России, или КСА и России одновременно. Их степень свободы, однако, ограничивается сужающимся горизонтом цен на нефть, которые теперь установились на уровне 75 долларов за баррель или меньше.
Обе страны в огромной степени полагаются на нефтяные доходы. Их откормленные нефтью экономики крайне зависимы от этих поступлений, а применительно к России, ещё и от доходов от газа. В то время как мы можем сказать, что импортная зависимость России сводится только к ввозу седанов «Мерседес-Бенц», саудовская зависимость от импорта простирается от неспособности производить автомобили до неспособности, кроме того, производить пищу, необходимую для того, чтобы «заправлять» водителей и пассажиров. Без нефти, обмениваемой на товары и продовольствие, ни у России, ни у КСА нет будущего, если только не социально-революционные преобразования из разряда научной фантастики. Пережитый Россией в девяностые долгий кошмар ельцинского «перехода к рыночной экономике» служит не только напоминанием для Путина, но ещё и угрозой для нефтяных импортёров из ОЭСР и развивающихся стран: в вопросе цен на нефть и Россия, и КСА могут вести себя как хищники.
В принципе, если они будут действовать с целью загнать цены на нефть и газ слишком высоко, импортёры будут реагировать тем или иным образом, быстрее или медленнее, чтобы бы сократить свою зависимость. С момента нефтяного шока семидесятых, начавшегося 1973 году, энергетическая зависимость ОЭСР от нефти упала с 52,6 процента совокупного спроса на энергию в 1973-м до 33 процентов в 2012-м. Для КСА и России это громкое и ясное предупреждение. Энергохозяйство стран ОЭСР может потреблять меньше нефти и сейчас действительно потребляет меньше на единицу ВВП, чем 40 лет назад. Даже ещё быстрее действуют новые экономики: как показывают последние данные, БРИКС и развивающиеся рынки тоже могут сокращать нефтяную составляющую своего производства, что и делают на постоянной основе.
Следовательно, оруэллская версия пика нефти является всецело и исключительно политической. Оруэллская теория сводится к тому, что КСА и Россия, или обе эти страны, могли бы в силу тех или иных соображений действовать так, чтобы серьёзно сократить экспорт нефти, но решающая причина была бы в таком случае политической и никакой другой. В основе нефтяной паранойи, таким образом, лежит политика. Указанный вывод усиливается причинами технического, технологического, ресурсного и производственного характера, которые делают стремительное истощение так называемых традиционной нефти, или нефти «первого поколения» малозначительным и не имеющим серьёзных для ближайшего будущего последствий – в виде падения мировой добычи нефти или сокращения её предложения на экспорт в масштабах всего мира. Дело в том, что из-за нетрадиционной нефти и нетрадиционного газа, а также систем нетрадиционной или альтернативной энергетики происходит резкое увеличение их источников и предложения. Так же важно то, что мировое потребление нефти стабилизировалось, а в росте мирового спроса на энергию массово проявила себя тенденция к понижению, даже через три года после 2009-го.
Отбор данных о тенденциях в мировой энергетике можно назвать «политическим». Относящееся к ОЭСР Международное энергетическое агентство (МЭА) продолжает предсказывать наступление серьёзного и даже структурного дефицита предложения нефти примерно к 2017 году, но этому пессимистичному прогнозу не достаёт для начала чуть ли не чудесного восстановления роста потребления нефти и роста спроса на импорт нефти в мире, особенно со стороны стран ОЭСР. Кроме того, из предположений МЭА следует, что новые экономики должны «излечиться» от понижательного тренда, характерного сейчас для показателей роста их совокупного спроса на энергоресурсы и спроса на энергоресурсы.
Сохраняющаяся за группой ОЭСР ключевая роль проста: чистый импорт нефти ОЭСР в объёме примерно 24 мб/д (и совокупный импорт 41 мб/д) находится на самых стабильных относительно 2009 года уровнях, но по-прежнему представляет собой значительно больше 75 процентов совокупного импорта всего мира. И всё же, действительность не благоволит мрачным пессимистам: и суммарное потребление нефти странами ОЭСР, и их чистый импорт нефти, после экспорта продуктов нефтепереработки, снижаются. Указанное можно отнести на «ценовую эластичность спроса на нефть», но это всего лишь одно объяснение из нескольких, среди которых, разумеется, экономический кризис, который после 2008 года становится уже «новым образом жизни».
До 2011-2012 гг. ещё можно было с лёгкостью раскручивать принадлежащий МЭА тезис с «оруэлловскими полутонами». Китай и Индия должны были соревноваться за право занять место стран ОЭСР (которые, тем не менее, продолжили бы увеличивать свой спрос на импортную нефть) у мировых нефтяных краников. Это бы подстегнуло рост совокупного мирового спроса на импорт, и цены на нефть рванули бы «примерно к 2017 году». Прогнозы МЭА в многократных официальных публикациях гласили, что примерно к 2017 году 150-долларовая нефть станет «новой нормой». Сегодня же ситуация со спросом на энергоресурсы выглядит совершенно иначе, а аспект предложения энергоресурсов и нефти находится в процессе тотальной трансформации.
Энергетика претерпевает революционные изменения – проблема в том, что большинство людей считало, что они произойдут не сейчас, не так рано и не так стремительно.
Путин и король Абдулла: случайные попутчики
Владимира Путина и короля Абдуллу ибн Абдель Азиза Аль Сауда можно с полным правом назвать случайными попутчиками, но нефть объединяет их в псевдо-конфликте с остальной частью мира. Оба, к примеру, являются «ресурсными националистами». В комментариях прессы о выкупе «Роснефтью» ТНК-BP говорится о том, что «по щелчку пальцев» Путин произвёл дальнейшее укрепление своего нефтяного гиганта, продвигая его всё ближе к мнимой «газовой гегемонии» «Газпрома» – согласно предполагаемому или подразумеваемому «плану Кремля» по восстановлению в мире влияния России путём установления контроля над потребностями всех других стран в энергии.
Мышление Saudi Aramco и ваххабитской элиты Ас-Саудов можно назвать похожим или почти идентичным. Для обоих случайных попутчиков, изложенное требует весьма вдумчивого контроля над ценами на нефть – для «газовой империи» путинского «Газпрома» это настоятельная необходимость. Это влечёт всё более вдумчивое, стремительное изменение прежних идей Кремля, или представлений о том, как много можно получить от контроля над потребностями других стран в газовой энергии. Нефтяная привязка цен на природный газ уже сейчас доживает свои последние деньки, и «Газпром», пусть и на «закодированном языке», с неуклюжим, грубым притворством и лицемерием, признаёт это. «Газпром» потерпел поражение в результате двойной революции шельфового и труднодоступного газа. Дни, когда миллион BTU (британских тепловых единиц; прим.) газа шёл за 15-17 долларов (соответствует цене примерно $ 540-610 за тысячу кубометров прим.) от «единого надёжного поставщика» под названием «Газпром» (на долю которого приходится около 33 процентов газового импорта Европы), подошли к концу. Когда нефтяной индекс, или линейка для измерения цен на газ, треснет и сможет, мягко выражаясь, стать только ещё гибче, произойдут крупные изменения.
Звон будильника для случайных попутчиков, однако, является обоюдоострым: КСА и России нужно убедиться, что замена нефти (не говоря уже об открытии и освоении запасов шельфовой и глубоководной нефти!) не опережает их «энергетический план», каким бы он ни был. Тогда как Путин избегает деталей энергетических реформ в России, официальные саудовские источники с гордостью провозглашают о том, что энергетика КСА может или могла бы стать «возобновляемой на все сто» где-то к 2045 году. Несаудовские пользователи энергии могут поставить перед собой те же цели – если им, ваххабитам, к 2045 году нефть не потребуется, мы и подавно без неё сможем. Имея в 2045 году нулевую ценность нефти, можно начать программирование падения цены на нефть. Высоким ценам на нефть пришёл конец.
Единственный рычаг воздействия, остающийся у случайных попутчиков, в случае, если у них всё-таки есть странный план по контролю нефтяных потребностей других стран, прост – цена.
Если прокрутить события прошлого, то в отношении министров нефтяной промышленности Саудовской Аравии (в отличие от путинского Кремля и его стратегии цен на нефть) почти всегда можно быть уверенным, что любой момент, при любой цене на нефть, они скажут, что считают цены слишком высокими, королевство этим обеспокоено и работает над их снижением.
Так, в начале 2000-х Aramco была в высшей степени обеспокоена ценой на нефть, которая превысила 25 долларов за баррель. Не так давно Королевство было крайне встревожено ценами свыше 75 долларов за баррель. Доказывая, что их энергетический «план» должен быть шедевром импрессионизма, Путин и саудовские элиты редко говорят о чём-либо кроме повышения добычи и экспорта нефти и газа. На нормальном языке это означает, что если Aramco повысить предложение, то следует ожидать меньшую цену за единицу товара.
Суть в том, что КСА и Россия должны быть «нежными» с ценами на нефть. Они могут легко прожить и с нефтью за 75 долларов; всякий раз, когда у них проснётся желание проверить реальный мир, реальную экономику и реальную экономию энергии, они обнаружат, что у нет особых альтернатив, кроме как принять данный уровень цен.
