Халхин Гол – неизвестная победа

3 сентября 1939 года люди Великобритании готовились ко второй войне с Германией и были совершенно не осведомлены, что только что в пограничных областях Монголии произошла битва, имеющая решающее для исхода всего конфликта значение.

Бой вёлся между Японией и Советским Союзом с помощью своих сателлитов, японской марионетки Маньчжурии, и Монгольской Народной республикой, второго коммунистического государства в мире, иначе известного как Внешняя Монголия. Японцы называют этот эпизод «битвой Номон-Гана», русские и монголы помнят это как «битву у реки Халка», или Халхин-Гол.

С начала XX века Россия противостояла растущей угрозе с Востока. Энергичная, быстро модернизирующаяся и желающая расширения Япония возникла, как препятствие царским планам управлять Маньчжурией – богатой минералами северо-восточной части распадающейся Китайской империи.

В 1904-1905 годах японские силы разбили российскую армию и флот в тот момент, когда царские министры глупо пожелали устроить «маленькую победоносную войну». Победа дала Токио безопасную точку опоры в южной Маньчжурии (Квантунский полуостров – прим. ред.) и основу для расширения в Китай и другие части азиатского материка.

Но эта “положительная политика”, как японские стратеги её называли, могла только бросать осторожные взгляды на север. Стратеги, которые составляли первую официальную оборонную доктрину Японии в 1907 году, определили для своей страны мстительную Россию как гипотетического врага номер один.

События следующих нескольких лет дали Японии превосходный шанс подрыва своего северного противника. Последовавшие революции свергли в 1911 году Китайскую империю и Царскую Империю в 1917. Эти революции создали стратегический вакуум на протяжении всей центрально-азиатской пограничной зоны, которая простиралась между этими двумя империями, поскольку монгольские и тюркские пастухи, которые населяли границы, начали избавляться от власти своих традиционных российских и китайских повелителей.

К 1919 году японцы разработали план по уводу пограничных территорий из-под власти России и Китая. Они позиционировали себя как лидеры пантюркизма, доктрины, которая проповедовала этническую солидарность различных тюркских народов и урождённых монголов от Венгрии до Тихого океана.

Целью для Японии было создать на южном краю недавно провозглашённого советского российского государства обширную центрально-азиатскую сферу влияния. Поскольку Япония расширила свои границы (сам по себе не плохой результат), это позволяло также сдержать или свергнуть новую Россию в любом населённом пункте от степей Монголии до пустынь китайского Туркестана (Синьцзян).

Японские офицеры уже исследовали китайский Туркестан в 1908 году. Изображая из себя археологов, они потратили своё время на изучение дорог и телеграфных линий и быстро пробудили подозрение в местном царском консульстве. В 1918 году посланники Токио подошли к провинциальному губернатору, поставленному в китайском Туркестане новой республикой Китай, с предложением об охране его границы от большевиков с помощью японских войск. Губернатор отверг эту «отравленную чашу дружбы».

Но позже эта пантюркистская стратегия Японии начала воплощаться в жизнь. К началу 1930-х годов японцы активно разжигали волнения среди подчинённых народов этого в основном мусульманского региона. Два японских офицера служили в штате Ма Чжунъина, китайского мусульманского авантюриста, больше известного как “Большая Лошадь” (Ма – по-китайски лошадь – прим. ред.), который пытался построить независимое центрально-азиатское государство.

В Афганистане японский посол в Кабуле Китэда Масамото встретился с рядом диссидентских тюркских лидеров из китайского Туркестана, таких как Ахмед Тефик Шериф паша, который был отправлен в Токио для изучения “культуры и религии”, и с муллой Котана Сабитом, который выдвигал предложение об освобождении Туркестана от Китая с японской военной помощью.

Китэда полагал, что, формируя коалицию с мусульманами, Япония могла бы предпринять «духовное продвижение» в китайском Туркестане. Это «духовное продвижение» было бы облегчено постройкой автострады из Маньчжурии, которую японцы захватили у Китая в 1931 году. Китэда обратил внимание своего правительства, что, утвердившись в этом регионе, Япония будет иметь хорошую позицию, чтобы устраивать волнения в смежных республиках советской Средней Азии.

Это могло бы также, во время войны, подорвать стратегическую «Тюрко-сибирскую» железную дорогу (Абакан – Тайшет – прим. ред.), которую русские только что закончили строить между советской Средней Азией и Сибирью.

Монголия представляла собой в японской пантюркистской схеме ещё более привлекательную цель. Для России это был Дальний Восток, а Япония была рядом. Японский интерес быстро сосредоточился на Внешней Монголии, северной части этой огромной территории.

Прежде подчинённая Китаю Внешняя Монголия спокойно дрейфовала в российскую орбиту после краха китайской империи в 1911 году; но, с гражданской войной, бушующей в России после большевистской революции, японские стратеги увидели возможность отделить её от российского контроля. С 1919 до 1921 года они снабжали фонды и слали военных советников преемникам свергнутой власти — белым российским военачальникам, которые пытались захватить эту область и использовать её как базу для того, чтобы основать Великое Монгольское Государство.

Один из этих военачальников — частично монгольского происхождения казачий атаман Григорий Семёнов, а другой — эксцентричный балтийский барон венгерского происхождения по имени Унгерн-Штернберг, что предполагало, что он является реинкарнацией Чингиз-хана. И Семёнов и Унгерн-Штернберг, однако, были побеждены Красной армией, и к концу 1921 года Внешняя Монголия была преобразована с советской поддержкой в Монгольскую Народную Республику.

Японцы были неумолимы. Их захват Маньчжурии в 1931 году и основание Маньчжоу-го (название государства на территории Маньчжурии прим. перев.) привело к тому, что их армии стали располагаться прямо у границы Внешней Монголии. В 1935 году они начали оказывать давление на лидеров Внешней Монголии, требуя право разместить военных наблюдателей в их стране и установить военный телеграф, связывающий Маньчжурию с Японией.

Они попытались обратиться к простым монголам, противопоставляя буддистскую религию, которая объединяла Японию и Внешнюю Монголию, с христианством или атеизмом, проповедуемыми русскими.

И, в то же время, на дальнем юге они растили принцев для Внутренней Монголии, которая осталась под правлением Китая. Они обещали помочь принцам восстановить своё былое национальное великолепие, и даже составили планы относительно создания в северо-западном Китае Великой Монгольской Империи под покровительством Токио. Они говорили, что это новое государство будет иметь исключительную ценность «препятствуя Китаю и России войти в контакт друг с другом».

Часть японского плана состояла в том, чтобы создать буферную зону между двумя великими державами континентальной Азии. К середине 1930-х годов Китай стал главным центром японской экспансии; и Япония была озабочена тем, чтобы держать Советский Союз в страхе, в то время как она, по словам Черчилля «как артишок, лист за листом», съедала Китай.

Но японцы также готовились использовать более решительные методы, чтобы «устранить русскую проблему». Когда после большевистской революции в России вспыхнула гражданская война, и союзники Первой Мировой войны совершили интервенцию против власти большевиков, Япония с энтузиазмом участвовала в марше по российской земле. К середине 1918 года, приблизительно 70 000 японских солдат заняли фактически всю Сибирь к востоку от озера Байкал.

Большевики выиграли гражданскую войну, но японцы не спешили уезжать. Последние японские контингенты ушли с советской территории уже в 1925 году. Это было вторжением, которое могло легко быть повторено, если бы русские показали какие-нибудь признаки препятствия продвижению Японии в Китае и пограничной зоне. В 1933 году японский военный министр Араки Садао объявил, что, «если Советский Союз не прекратит раздражать нас, я должен буду произвести чистку Сибири, как кто-нибудь очищает комнату от мух».

Манёвры Токио вызывали все те укоренившиеся российские страхи перед восточным вторжением, которые относятся ко времени разрушения в XIII веке Киева ханами Золотой Орды. Газеты в Ташкенте, в советской Средней Азии, предупреждали — если Япония сумеет приобрести контроль над китайским Туркестаном, жизненно важные советские месторождения нефти в Баку на Каспийском море окажутся в пределах досягаемости японских бомбардировщиков.

Министр иностранных дел Сталина, Максим Литвинов утверждал, что японцы собрались завоевать весь советский Дальний Восток. В середине 1930-х годов Сталин, кажется, считал Японию даже большей угрозой, чем гитлеровскую Германию. А антикоминтерновский пакт, который Япония подписала с Гитлером в 1936 году, вызвал неприятную вероятность того, что Россия, как кайзер в Первой Мировой войне, могла бы впервые в своей истории оказаться перед лицом войны на два фронта.

Поэтому русские предприняли ряд предупредительных мер. В 1933 году они послали своего первоклассного шпиона Рихарда Зорге, чтобы он сообщал из Токио о планах вооружённых сил Японии. В следующем январе они перебросили войска и самолёты в китайский Туркестан, чтобы защитить китайское провинциальное правительство против поддержанного японцами мусульманского восстания «Большой Лошади» (предводителя дунгарского восстания генерала Ма Чжунъиня – прим. ред.) и эффективно превратили регион в советский протекторат.

В январе 1935 года они укрепили гарнизон, который был у них в Монгольской Народной Республике, а в марте 1936 года подписали оборонный договор с Внешней Монголией, предусматривающий советскую помощь в случае японского нападения.

Когда Япония начала своё полномасштабное вторжение в Китай в 1937 году, русские были очень рады снабдить правительство Чан-Кай-Ши пилотами для защиты городов и инженерами, чтобы оборудовать Китай авиабазами и модернизировать пути поставок.

Чем дольше китайцы тянули время, тем более удобно Япония могла бы перенаправить свой удар на север из любой точки. В качестве первоочередной задачи русские стали развивать свои дальневосточные вооружённые силы до тех пор, пока не превзошли численностью и вооружением Квантунскую армию, лицом к лицу с которой они оказались на границах с недавно созданной Маньчжоу-го.

Но японцы тешили себя сообщениями, что Красная Армия смертельно ослаблена чистками Сталина. В июне 1937 года Квантунская армия без труда вытеснила советские войска с двух маленьких островов на реке Амур, которые они заняли на границе с Маньчжурией. Японские командующие решили, что настало время, чтобы сделать небольшую «стратегическую разведку», другими словами, понять, выдержит ли советская оборона давление или развалится. (имеется в виду так называемый благовещенский инцидент, или инцидент у Константиновских островов (Сеннуха и Большой), расположенных юго-восточнее г. Благовещенска и юго-восточнее г. Айхунь, к югу от середины главного фарватера р. Амур в июне 1937 г. – прим. ред.)

В июле 1938 года они напали на русских на вершине по имени Цзянгуфенг (сопка Заозёрная — прим. перев.) на восточном краю Маньчжурии вблизи Кореи, но были быстро остановлены на удивление ожесточённым сопротивлением. Они были отброшены назад, завоевав «40 процентов победы» на труднодоступном участке.

Следующей весной они приготовились ударить по более заманчивой цели – Внешней Монголии, «подбрюшью» Сибири. Они надеялись, что быстрый успех мог бы поощрить монголов восстать против Советов, а когда они овладеют Внешней Монголией, то смогут принудить Советы в случае полномасштабной войны убрать свои войска из Сибири практически без сопротивления. В апреле 23-й дивизии Квантунской армии было предписано войти в спорный участок маньчжурско-монгольской границы, называемый Номон-Хан (Халхин-Гол прим. перев.).

Халхин-Гол был пустынной областью, заполненной глубокими ущельями, дюнами и злобными москитами. С мая по июль 1939 года японцы перебросили войска через эту территорию с намерением штурмовать советские и монгольские расположения на реке Халка (советско-монгольское название также Халхин-Гол прим. перев.). Сначала они послали танки, но русские, развернув противотанковые ежи, умудрялись их сдерживать.

Тогда они попытались достичь своего ночной атакой с использованием самурайских мечей. Но японские генералы вскоре увидели, что они недооценили силу и сопротивление русских, которых они всё ещё идентифицировали с разгромом 1904-1905 годов, и монголов, упрямо защищавших свою территорию и оказавшихся намного более стойкими, чем маньчжурские союзники Квантунской армии.

Но лидеры в Кремле были серьёзно обеспокоены. Они полагали, что японская цель состояла в том, чтобы быстро перебросить войска через Внешнюю Монголию к советской границе и перерезать Транссибирскую магистраль – единственную линию, которая позволяла Москве перемещать свои войска между Европой и Дальним Востоком.

В начале июня Сталин послал на спасение ситуации известную личность — Георгия Жукова, который именно тогда привлёк внимание, как один из немногих компетентных командиров, переживших чистку в Красной армии.

Жуков потратил следующие недели, накапливая военную силу, которая включала в себя тридцать пять батальонов пехоты против двадцати пяти у Квантунской армии, и двадцать эскадронов конницы против семнадцати Квантунских. Кроме того, у него было 500 самолётов, и почти 500 танков, ещё более уродливых, чем созданные вручную японские, но их было больше, и они были лучше бронированы.

6-я японская армия под командованием генерала Огису Риппо в августе 1939 года — 55 тысяч человек, более 300 орудий и миномётов, 1283 пулемёта, 135 танков и бронемашин, около 350 самолётов, Советско-монгольские войска насчитывали в своём составе 57 тысяч человек, 634 орудия и миномёта, 2255 пулемётов, 498 танков, 385 бронемашин и 515 самолётов, три монгольский кавалерийских дивизии имели общую численность 4800 человек, «более уродливые» советские танки, превосходящие по всем характеристикам японские, пусть останутся на совести автора – прим. ред.

Разведка Жукова проявила некоторую изобретательность. Однажды группа советских разведчиков, одетых в овчинные тулупы, проникла в японский тыл с большой отарой овец (больше нигде, кроме этой статьи, о подобном не упоминается – прим. ред.). Тем временем Жуков ставил в тупик японцев, передав ряд радиосообщений, зашифрованных легко поддающимся расшифровке шифром, создавая впечатление, что просто занимался строительством обороны. К 20 августа 1939 года он был готов атаковать.

В течение следующих одиннадцати дней советские войска прорвалась через оборону японцев к востоку от реки Халка. Советская тактика на поле битвы продолжала быть изобретательной. 27 августа Бирнем Вуд прибыл на Дунсинейн**, когда русские солдаты клали на свои танки деревья (так в статье, вероятно, автор хотел рассказать о маскировке ветками – прим. ред.), чтобы незаметно подойти к противнику. Но главное достижение Жукова состоит в объединении впервые в современной войне танков, артиллерии, самолётов и пехоты в совместном наступлении.

** отсылка к персонажам трагедии У. Шекспира «Макбет» — прим. перев.

К 31 августа русские закончили то, что они называют самым безупречным окружением вражеской армии со времён, когда Ганнибал победил римлян в Каннах. 23-я дивизия Квантунской армии была фактически стёрта с лица земли, и, по крайней мере, 18 000 японцев были убиты. Сталин язвительно заметил, что сила — единственный язык, который поняли эти азиаты. «В конце концов, я — тоже азиат, поэтому я должен это понимать». Что касается Жукова, он возвратился в европейскую Россию. Два года спустя как высший командующий России (так в статье — прим. ред.) он применял уроки Халхин-Гола в защите Москвы и Сталинграда.

Японцы были глубоко потрясены неудачей. Одно высокопоставленное лицо отметило, что это было ‘»так, как будто Япония засунула руку в печку». Общая тревога подкреплялась новостями о договоре, который Советский Союз подписал 23 августа, во время конфликта, с союзником Японии нацистской Германией. Мнения о том, что в своём продвижении в Китай Японии стоит заняться азиатским материком, укреплялись, и 16-го сентября японцы заключили перемирие.

Но опасность войны на два фронта продолжала посещать русские умы. Одной из причин для заключения Сталиным нацистско-советского договора явилось его желание избежать любого конфликта с Германией в то время, когда его силы на Востоке завязли с Японией.

И 17 сентября, на следующий день после перемирия в Монголии, он не постеснялся послать Красную Армию на оккупацию восточной части Польши, выделенной Советскому Союзу в соответствии с его сделкой с Гитлером – спустя полные две недели после того, как Гитлер послал вермахт в Польшу, чтобы потребовать немецкий кусок.

Восемнадцать месяцев спустя, в апреле 1941 года, когда союз с Германией уже разваливался, Сталин, посчитав это полезной страховкой, заключил договор о ненападении с Токио. Он был само дружелюбие. «Мы тоже азиаты», — сказал он японскому министру иностранных дел Матсуоке, — «и мы должны держаться вместе».

Спустя два месяца после этого, 22 июня 1941 года, армии Гитлера вторглись на европейскую часть России. Русские были не подготовлены, возможно, отчасти, и потому, что Сталин, всё ещё одержимый страхом перед японцами, отказался передать большое количество войск на западный фронт.

Для Японии настал момент, чтобы отомстить. Министр иностранных дел Гитлера Риббентроп послал телеграмму, убеждавшую японцев «решить русскую проблему». Матсуока, со своей стороны, выступал в пользу удара по советскому тылу, и это было широко распространённым в японской армии мнением. Но Токио колебался.

Опыт Халхин-Гола показал, что Советский Союз был внушительной силой, которую Японии будет трудно победить даже в союзе с Германией. Однажды укушенный вдвойне пуглив. Япония предпочла отложить нападение на Сибирь, пока немцы не взяли Москву и достигли линии Волги, и когда Советский Союз был бы готов упасть как «зрелая хурма».

Но немцы продвигались слишком медленно. К началу августа они всё ещё не продвинулись дальше Смоленска. Тем временем мнение тех, кто был за «бросок на Север» и предпочитал атаковать Сибирь, было подорвано поддерживающими мнение «бросок на Юг». Это военно-морской флот, военное министерство и, возможно, сам император Хирохито.

Мнение «идущих на Юг» основывалось на том, что Япония должна в целом расширяться в направлении европейских колоний в Юго-Восточной Азии. Юго-Восточная Азия, доказывали они, была регионом, где Япония найдёт нефть, каучук и олово, в которых она так отчаянно нуждалась. А Сибирь была «слишком холодной для японцев».

Из этого следовало, что Япония должна подготовиться к броску на британские и голландские колонии и столкновению в Тихом океане с военно-морскими силами Соединённых Штатов, которое, конечно, повлёк бы за собой подобный выпад. Решение Японии подписать договор о ненападении с русскими в апреле было первым признаком того, что мнение тех, кто за «бросок на Юг» преобладало.

26 июля их аргументы были чрезвычайно усилены объединёнными действиями Соединённых Штатов, Великобритании и Голландии в объявлении торгового эмбарго против Японии и замораживании всех японских активов на своих территориях. Эти действия, по видимому, и подтолкнули Японию к выбору между экономическим крахом и превентивным ударом для захвата сырья и топлива Юго-Восточной Азии.

9 августа стратегия «броска на Юг» получила своё формальное одобрение от японского верховного командования. Японцы отвергли десятилетия приготовлений к войне против России, в последнюю минуту предпочтя бросок против непроверенного противника.

Четыре месяца спустя, 7 декабря, адмирал Ямамото начал своё нападение на Пёрл-Харбор, вторжение в Юго-Восточную Азию началось. В Сибири же всё было спокойно. Квантунская армия в Маньчжоу-го оставила русских в покое, пока после Хиросимы советские войска не пришли за ними (имеется в виду Маньчжурская операция 1945 года — прим. перев.).

Успехи Жукова на Халхин-Голе не означали, что Вторая Мировая война будет выиграна союзниками. Ещё будут бои в Сталинграде и Курске, Эль-Аламейне и Импхал-Кохиме, на островах Мидуэй и Гуадалканале. Но никакой адекватный пересмотр Пятнадцати Решающих Сражений Мира сэра Эдмунда Криси не может оставить эту победу в стороне. Потому что она и была решающей.

Если бы те японские армии, которые бросили в Юго-Восточную Азию, вместо этого были направлены на Сибирь в самый ответственный момент, когда российские силы накапливались перед вторжением Гитлера на западе, трудно представить, что в этом случае Советский Союз смог бы выстоять. Верно то, что у японской армии, учитывая нехватку поставок топлива, возможно, были бы проблемы во время пересечения Сибири. Но в 1918 году они с этим справились.

Генерал-майор А.К. Казаковцев, начальник оперативного управления штаба дальневосточного военного округа, сказал своему коллеге что, «если японцы вступят в войну на стороне Гитлера…, то наше положение безнадёжно” (цитата из книги Григоренко «В подполье можно встретить только крыс» — прим. ред.). Но к концу сентября 1941 года советское верховное командование получило из Токио надёжные заверения от Зорге о том, что японцами нападение не рассматривается.

Освободившись от угрозы войны на два фронта, русские были в состоянии перебросить приблизительно половину своих дивизий с Дальнего Востока на европейский театр военных действий. И именно эти упорные войска из Сибири, в том числе и ветераны Халхин-Гола, сыграли ключевую роль в спасении Москвы и Сталинграда от немецкого захвата.

Безрассудность решения Японии об ударе на юг, с другой стороны, кажется очевидной. Если бы мнение «броска на Юг» не победило, Япония никогда не напала бы на Пёрл-Харбор; а если бы Япония не напала на Пёрл-Харбор, сомнительно, вступили бы Соединённые Штаты в войну вообще. Только 17 процентов американцев в ходе опроса общественного мнения за два месяца до нападения Японии были в пользу вступления в конфликт с Германией.

К декабрю 1941 года у кампании «прежде всего Америка» начатой, чтобы не допустить ввязывание Соединённых Штатов в войну, было 850 000 участников. Те американские лидеры, которые стремились поддерживать британцев экономическими и военными поставками, оправдывали свою политику как средство удержать Америку от вступления в войну; было крайне сомнительно, что, при отсутствии грандиозных провокаций, Рузвельт погрузит свою страну в ужас всеобщей войны.

Конечно, у Черчилля тоже были подобные сомнения, и, если судить по его знаменитым воспоминаниям, при новости о Пёрл-Харборе он «лёг спать, и спал сном благодарного и спасённого человека».

Если бы победила школа «броска на Север», Япония, возможно, стала бы малонаселённой, легкообороняемой империей на севере азиатского материка. Такая империя, возможно, включала бы в себя Сибирь, Монголию, Туркестан и так много северного Китая, сколько японские армии оказались бы способными переварить. Никакие европейские колонии не были бы затронуты, тихоокеанскому региону никто бы не угрожал, и у Америки не было бы причин вмешиваться.

И как могла бы закончиться война, если бы Россия была разбита, а США остались в стороне? В Великобритании лишь немногие заметили в 1939 году начало войны с Германией. Они, возможно, в некоторой степени получили бы удовлетворение от осознания того, что неизвестная битва на границе Монголии спасла их от фактически стопроцентного поражения.