Голод ранит

Сегодня написала четырнадцать заявлений о приёме на работу, тщательно набранных на этом доисторическом мобильном: о работе сиделкой, о работе в магазине, на фабрике, о работе с минимальной заработной платой, о работе любого типа, потому что так больше продолжаться не может.

По неведомым мне причинам, в этом месяце моё пособие на содержание жилья пришло на сто фунтов меньше, чем обычно. Никакого письма, о котором бы мне было известно, я не получала, но могу предположить, что это последствия неразберихи, устроенной разными льготными организациями в тот короткий период с марта по май, когда я устроилась на работу.

В чём бы там ни была причина, не сложно сосчитать, что 670 фунтов арендной планы невозможно оплатить 438 фунтами пособия на содержание жилья. Посему, вот уже на неделю просрочен платёж за жилье, а к наступлению четверга он будет просрочен уже на две недели, но в этот день должны будут прийти ещё 167 фунтов. Вот уже 31ое число, но ничего так и не приходит.

На плаву меня продолжает держать пособие для малоимущих и налоговый зачёт за уход за ребенком. Теперь я в долгах по неуплате счетов, ещё и прошлым вечером, открыв холодильник, желая найти там остатки томатной пасты, лук и кусочек корня имбиря, я отдала своему мальчику пасту и отправилась в кровать голодной, с кружкой домашнего имбирного чая, который должен был облегчить боли в желудке.

Этим утром малыш съел последнюю упаковку кукурузных хлопьев, залив их водой, стаканом воды из-под крана, чтобы было с чем их перемешать.

«А где мамочкин завтрак?», — спрашивает он — двухлетний ребёнок, глядящий на меня большими обеспокоенными голубыми глазами. Я отвечаю ему, что не голодна, но урчание в моем животе уличает меня во лжи. Но это то, как мы живем.

Я сижу за столом для завтрака с ручкой и бумагой в руке и начинаю составлять список. Всё что у меня сейчас есть, было либо подарено мне великодушными и щедрыми друзьями, или же было куплено в тот период, когда я зарабатывала 27 тысяч фунтов в год, и до сих пор хранит смутные воспоминания о наличном доходе.

Большинства из этих вещей уже нет. Часы Omega Seamaster, подарок на двадцать первый день рождения, ушли первыми, когда я покинула работу в пожарной службе.  Сейчас, когда моё жильё становится непригодным для жизни, моя фраза «ты не можешь жаловаться на бедность с чёртовыми Omega на твоём чёртовом запястье» звучит правдиво по отношению к большинству того, что я имею.

Мои агенты по аренде жилья позаботились о том, чтобы напомнить мне, что я нахожусь на плавающем контракте, и они могут выселить меня в любой момент без объяснения причин. Я продала свой iPhone меньше чем за четверть его первоначальной стоимости, и вставила свою сим-карту в доисторическую Нокию, которую я нашла в ящике с вещами из прошедших дней.

Завтра мой маленький сын познакомиться с миром ломбардов, глядя как его мама отдаёт телевизор и гитару за оскорбительную цену и что-то, ослабляющее боязнь остаться без крова и вселяющее надежду продержаться ещё неделю или две.

Попытки разобраться с коммунальными долгами, письмами в предупреждающе-красных конвертах, судебными приставами, безопасностью жилища – всё это как один измельчающий станок, на ленте которого, к его острым лопастям, уезжают вещи, которые я могла назвать своими собственными.

Задаюсь вопросом: насколько мне нужна микроволновая печь. Насколько мне нужен телевизор. Действительно ли мне нужно, чтобы холодильник был включен в сеть. Не так сильно, как мне нужно жильё, и, что ещё важнее, не настолько сильно, насколько дом нужен маленькому мальчику.

Люди спрашивают меня, как я могу быть такой сильной. Люди говорят мне, что восхищаются моим сильным духом. В дни, как сегодня, когда я, сидя с подругой на кровати моего сына, неподвижно и глядя в никуда пытаюсь сообразить, куда мы можем податься, — я не чувствую себя такой уж сильной. Не чувствую я себя и одухотворённой. Я просто держусь.

Сначала вы выключаете отопление. Это было в декабре, отопление перестало работать от сети, и я передвинула мебель так, чтобы она загораживала все обогреватели: в первую очередь, чтобы забыть, что они когда-то там были, а еще для того, чтобы не появлялось искушения включить их.

Затем вы выключаете всё из настенных розеток; ничего не должно быть включено просто так, ничего, что может провоцировать утечку электроэнергии хотя бы на несколько пенни, как например работающий LCD-дисплей на духовке. Затем вы перестаёте ходить к парикмахеру; то, что раньше было ежемесячной необходимостью, резко превратилось в недопустимую роскошь, поэтому вы убираете волосы головной повязкой и говорите друзьям, что решили их отращивать, и, конечно же, не потому что у вас просто нет денег на стрижку.

Бытовые приборы автоматически сменяются одноразовой посудой из дешёвых супермаркетов, и чистится это всё бесплатными пробниками чистящих средств. Вы учитесь обходиться без многих вещей и отодвигать гордость в сторону, когда друг приглашает вас в бар, а вы не можете купить выпить самой себе, не говоря уже о ком-то другом. В нашем компании ходит шутка о том, что я буду должна пышное застолье, когда мне, наконец, повезёт в приёме на работу, и я знаю, что мне повезло иметь таких друзей.

Затем вы начинаете выкручивать лампочки. Если они выкручены, вы не можете их включить. Прихожая, спальня, детская спальня — вы считаете, что там они не нужны. А потом, по жестокой воле судьбы, в вашу дверь звонит работник энергетической компании и сообщает, что у вас долг в 90 фунтов, и он устанавливает на счетчик специальное измерительное устройство, из-за которого электричество теперь станет ещё дороже.

Поэтому вы отключаете горячую воду.  Холодные души были нормой в моей старой квартире, где бойлер работал, когда ему хотелось, так что теперь приходится возвращаться к этой норме.

Вы продаёте скудную коллекцию DVD-дисков за ещё более скудную сумму, затем продаёте нетбук, камеру. Одежду вы стираете самым дешёвым порошком, от которого у вас чешется кожа. Вы урезаете все расходы до тех пор, пока у вас не остаётся две тарелки, две миски, две чашки, два ножа, две ложки, потому что всё остальное кажется отсрочкой платежей, а коммунальные долги не заставишь подождать.

В мире, где люди судят о других по их должности ( Это Сью – она адвокат, и Маркус – он архитектор) и по номерным знакам машин, которые водят эти люди, и по размеру их телевизора, а также по тому, в каждой ли комнате телевизоры высококачественным изображением и функцией 3D, — мой мир строится на любви и щедрости моих друзей и содержании моей кладовки. Вот сидите вы на диване, подаренном кем-то, слушаете подаренный кем-то радиоприёмник, который стоит на кем-то подаренном вам сундуке.

Нищета – это не только отсутствие отопления или недостаток пищи, или выключение холодильника и отключение горячей воды. Это не просто приманка для туристов, это не круто, и это то, чего не понять депутатам с зарплатой в 65 тысяч фунтов в год плюс расходы, не говоря уже о нашем депутате, заявляющем, что это трудное время мы переживаем все вместе.

Нищета – это тянущее ко дну чувство, когда ваш маленький ребёнок съедает единственную упаковку кукурузных хлопьев и просит «мамочка, ещё. Хлеба с вареньем, мамочка», а вы раздумываете над тем, что сдать в ломбард первым – телевизор или гитару, и над тем, как сказать ребёнку, что ни варенья, ни хлеба у вас с ним нет.

Мисс Джек Монро, Саутенд-он-Си.