Текущий кризис между Россией и Украиной получил в США широкое освещение в СМИ и у политических обозревателей. При чтении комментариев зачастую складывается впечатление, что в пренебрежении нормами международного права Россия зашла гораздо дальше других стран. Несомненно, циничная брутальность российского президента Владимира Путина может выводить из себя, но представление, согласно которому Россия позволила себе то, чего другие великие державы, как правило, стараются избегать, внимательным изучением научной литературы по международным отношениям и истории революций не подтверждается.
Будучи отнюдь не аномальным явлением, российское силовое военное давление на Украину после революции Майдана является типичным для того, как в прошлом вели себя великие державы, в том числе и Соединённые Штаты. Российские действия также типичны для того, как московские лидеры обращались со странами-соседями со времён развала СССР. Хотя до 2014 года западные правительства молчаливо соглашались с диктатом России в Содружестве Независимых Государств (СНГ) (российско-грузинская война августа 2008 года была заметным исключением), деспотическое поведение Москвы по отношению к Украине и другим странам СНГ началось задолго до 2014 года.
В целом, нынешний российско-украинский конфликт можно рассматривать как пример устойчивых моделей поведения, сложившихся в международной системе и постсоветской внешней политике России. Учёные уже давно поняли взаимные связи между революцией и войной. Революции по своей природе обязаны иметь международные политические последствия. Часто за революцией следует, по крайней мере, временно, внутренний беспорядок и «опустошение» определённых функций государства, в том числе поддержания общественного порядка. Большая сторонняя держава, особенно с ирредентистскими притязаниями, может попытаться воспользоваться этим периодом уязвимости путём интервенции и отторжения спорной территории. Оппортунистическая интервенция имела место в 1918 году, когда сразу же после прихода к власти большевиков имперская Германия направила войска в Советскую Россию. Немцы воспользовались возможностью для аннексии территории у России, но после того, как Германия потерпела поражение в Первой мировой войне, данные приобретения сразу же были аннулированы. В 1980 году Саддам Хусейн попытался воспользоваться неразберихой и управленческой слабостью в Иране, наступившими в результате Исламской революции. В конце концов, его надеждам на овладение нефтедобывающими регионами Ирана пришёл конец, но он успел развязать жестокую войну, которая унесла сотни тысяч жизней.
Среди других побуждений, заставляющих сторонние великие державы реагировать на революции, – глубокая политическая враждебность революционным изменениям. Авторитарный режим может опасаться того, что революционные потрясения в соседнем государстве окажут «демонстративный эффект», который может вдохновить на восстание членов собственного общества режима. Поэтому сторонняя держава считает важным вмешаться, противодействуя революции, и аннулировать её последствия. Это та функция, которую в Восточной Европе в XIX веке выполняла царская Россия, а в 1950-1980 гг. – СССР, когда советские войска несколько раз действовали с целью подавления народных восстаний против деспотических коммунистических режимов. Похожую роль на Аравийском полуострове сыграла Саудовская Аравия, направив войска на защиту монархии Бахрейна от революционных выступлений. Данная практика не ограничивается только великими авторитарными державами. США, как до, так и во время холодной войны, часто пытались предотвратить революционные сдвиги, а если они происходили, – ликвидировать их последствия, особенно на Кубе, в Центральной Америке и Юго-Восточной Азии.
Контрреволюционная динамика сыграла решающую роль в формировании реакции России на революцию Майдана на Украине. Россия при Путине является контрреволюционной державой, начиная, по меньшей мере, с 2004 года (после так называемой Оранжевой революции на Украине), и особенно с декабря 2011 года, когда после подтасовок, омрачивших парламентские выборы, в Москве и некоторых других российских городах вспыхнули протесты. Будучи поначалу застигнутым врасплох, Путин оказал успешное противодействие протестам в России, но сам факт того, что брожения вообще вырвались на поверхность (и что они быстро приобрели отчётливо антипутинский подтекст), стал основным мотивом практически всех его действий внутри страны и за рубежом после возвращения к обязанностям президента в мае 2012 года.
Контрреволюционный курс Путина отражает изменения в российской политической жизни, произошедшие за почти 15 лет его нахождения у власти. Когда он вступил в должность, российская политическая система была частично демократической, но во время его срока полномочий стала носить всё более ритуальный и авторитарный характер, а выборы имели очень небольшое значение, потому что их результаты контролировались властями и готовились заранее. Главное, чего опасается Путин после возвращения в 2012 году на пост президента, – массовое протестное движение, которое могло бы снести его режим. Декабрьские протесты 2011 года в России вызвали в Кремле кратковременную панику, но после первых месяцев 2012 года Путин перешёл к наступательным действиям, призванным гарантировать, что он никогда больше не столкнётся с подобным вызовом. Сочетанием избирательного уголовного преследования, энергичных мер по подавлению попыток протеста и драконовских нормативно-правовых актов российские власти обеспечили такое положение, при котором потенциальные протестующие будут загоняться в угол на любом этапе своей деятельности.
Судя по всему, к концу 2013 года контратака Путина достигла поставленных задач, но затем произошло насильственное свержение Виктора Януковича на Украине. Это неожиданное событие встревожило администрацию Путина, вызвав опасения, что украинская революция может воодушевить силы в России на мысли о подобном. Путин и его советники были убеждены в том, что за волнениями на Украине стояли западные страны, использовавшие её в качестве площадки для подготовки мероприятий по дестабилизации путинского режима в России. На отстранение от власти Януковича Путин ответил кричаще ксенофобской антизападной риторикой и политикой в сочетании с дальнейшими шагами по усмирению оппозиции и исключению любой возможности для массовых протестов. В отношении Украины российская политика превратилась в комбинацию внешнего ограбления и контрреволюции. Как минимум, российские власти хотели воспользоваться возможностью захвата Крыма и принять меры, которые бы дестабилизировали и унизили новое украинское правительство, дав понять российскому обществу о нежелательности и высоких издержках глубоких социальных перемен.
При рассмотрении с данной точки зрения реакция России на революцию на Украине не представляется совершенно необычной. Российская политика вписывается в давно сложившуюся модель великодержавной реакции на нежелательные перемены в соседних странах.
Помимо прочего, российская политика в отношении Украины в 2014 году состояла в поддержании соответствия с устойчивой моделью взаимодействия России с другими странами СНГ. При Борисе Ельцине и Путине Россия подавляла, угрожала, дестабилизировала и нарушала суверенитет или вмешивалась в дела стран – соседей из СНГ, особенно Грузии, Молдовы, Таджикистана, Украины и Кыргызстана, всякий раз, когда эти страны возглавлялись руководителями, которые не нравились российским властям.
Как только распался Советский Союз, российское правительство оказало поддержку вооружённым движениям сепаратистов в грузинских регионах Южная Осетия (1992) и Абхазия (1993), создав условия для их отделения и закрепления за ними фактической независимости. Впоследствии тысячи российских военнослужащих оставались дислоцированными в этих регионах с целью их защиты от любых возможных попыток грузинского правительства восстановить свою власть.
В Молдове в 1992 году российское правительство тоже разместило тысячи солдат, чтобы помочь региону Приднестровья вырваться из-под контроля молдавского государства. Российские войска и по сей день по-прежнему размещаются в Приднестровье, несмотря на неоднократные требования молдавского правительства об их выводе. Кроме этого, в начале 1990-х гг. Россия направила войска в Таджикистан, чтобы склонить итоги гражданской войны в свою пользу, и даже сейчас российские вооружённые силы продолжают оказывать там несоразмерно большое влияние.
При Ельцине и Путине Россия поддерживала укрепление авторитарных режимов в соседних странах и сопротивлялась переменам и народным волнениям, направленным против авторитарных правителей. Так же, как в мае 2005 года Путин категорически поддержал решение лидера Узбекистана Ислама Каримова принять против восстания беспощадно жестокие меры, так же и российские власти сделают всё, что в их силах, чтобы помешать становлению и укреплению на Украине по-настоящему демократического правительства.
Даже аннексия Россией Крыма в марте 2014 года, при всей неуклюжести её исполнения, не была отклонением в российской политике. Корни этого шага восходят более чем на 20 лет в прошлое. В начале 1990-х гг. в Крыму было пользующееся народной поддержкой сепаратистское движение, а в начале 1994 года его лидер, Юрий Мешков, выиграл на свободных выборах президента Крыма внушительную победу. Правительство Ельцина активно поддерживало Мешкова, и единственное, что положило конец помощи России, была победа Леонида Кучмы на выборах президента Украины в июле 1994 года. Кучма был лидером, которому Ельцин благоволил и хотел помочь. Поэтому российские власти прекратили поддерживать и поощрять сепаратистское движение Крыма, и Кучма стал постоянно прижимать Мешкова, изгнав его, в конце концов, в Россию в марте 1995 года. Это изгнание положило конец сепаратистскому движению в Крыму почти на 20 лет. Если бы на июльских выборах президента Украины 1994 года победил противник Кучмы Леонид Кравчук, российское правительство почти непременно продолжило бы поддерживать Мешкова, который давал понять, что будет стремиться к включению Крыма в Россию. То, что Путин сделал в марте 2014 года, Ельцин вполне бы мог сделать в середине девяностых.
Отчасти и по этой причине при рассмотрении внешнего поведения России в конфронтации с Украиной нам нужно сохранять некоторую перспективу. Российские власти, которым, начиная с 1992 года, раз за разом сходило с рук унижение и нарушение суверенитета соседних государств, не без стеснений пользуются «зоной интереса» в СНГ, как её в августе 2008 года назвал в то время президент Дмитрий Медведев, – де-факто «задним двором».
Силовые меры, предпринятые российским правительством против Украины в 2014 году, противоречили многим нормам международного права, но эти меры характерны для реакции на аналогичные ситуации других великих держав. Одна из непреходящих особенностей международных отношений состоит в том, что некоторые государства являются более равными, чем остальные. У великих держав гораздо лучшие шансы на безнаказанное совершение нарушений. Это в точности то, что с 1992 года и до этого года имело место в отношениях России со странами СНГ. Отрицательная международная реакция на действия России по отношению к Украине в 2014 году может поколебать чувство безнаказанности российских лидеров, но, разумеется, не приведёт к его полному исчезновению.
Марк Крамер – директор программы исследования холодной войны Гарвардского университета и старший научный сотрудник Гарвардского центра российских и евразийских исследований Дэвиса. Преподавал в Гарвардском, Йельском и Брауновском университетах, ранее был научным стипендиатом Гарвардской академии международных и региональных исследований, а также стипендиатом Родса в Оксфордском университете.
