Рита Ананд
16 ИЮЛЯ 1945 года. С оглушительным ревом часть пустыни Нью-Мексико взорвалась зонтиком с яркостью тысячи солнц: Америка взорвала свою первую атомную бомбу. Только 4 года спустя, противоборствующая ей Россия повторила такой взрыв в Семипалатинске.
И спустя 40 лет после того, как пыль осела… 40 лет после того, как 2 японских города были ввергнуты небытие, спустя почти десятилетие после конца холодной войны, откровения одного из бывших начальников разведки России принесли новый шторм: американские ученые помогли России сделать свою собственную бомбу.
Особые Задачи: «Мемуары Нежелательного Свидетеля» Павла Анатольевича Судоплатова рассказывают как ученые, проектирующие американскую бомбу — Роберт Оппенгеймер, Энрико Ферми и Лео Жилард — «сливали» информацию Советам. Физик Нильс Бор говорит, что помог Красным в создании их первого ядерного реактора.
Судоплатов подчеркивает, что только благодаря разведке контролирующей советскую шпионскую сеть, в течение 3 лет после взрыва в Нью-Мексико была создана советская бомба. Он восхваляет Игоря Курчатова, который является отцом советской атомной бомбы, как «гения — российского Оппенгеймера», но говорит, что «его усилия были бы ничем без таланта Лаврентия Берии в мобилизации ресурсов».
Судоплатов проработал долгих тридцать лет в самом сердце секретной системы безопасности в эпоху Сталина, под началом легендарного Лаврентия Берия, руководителя НКВД (Народный Комиссариат Внутренних дел). Будучи директором управления спецзадач, Судоплатов управлял шпионскими сетями в Европе и Северной Америке, и подготовил убийство Льва Троцкого.
Судоплатов объясняет, что паранойя порождённая нацистской агрессией, убедила американских ученых, что Гитлер получит бомбу раньше их. Пацифизм и антивоенная политика ученых также способствовала преследованию ими идеи глобального равновесия сил.
Говоря с советским ученым и тайным оперативником Яковом Терленским, Нильс Бор 14 ноября 1945 года сказал: «Только межнационализация научных достижений может привести к устранению войны. Ученые, которые работали над атомным проектом, возмущены тем, что великие открытия становятся собственностью группы политиков».
Советские учёные Игорь Курчатов и Пётр Капица полагали, что Россия должна подвигнуть Британию и Америку поделиться своими открытиями в ядерных исследованиях. Но Сталин презрительно сказал: «Вы политически наивны, если думаете, что они поделились бы информацией с Вами об оружии, которое будет доминировать над миром в будущем». В октябре 1941, когда немцы стучали в ворота Москвы, Сталин сильно активизировал российскую шпионскую деятельность в США.
Григорий Хейфиц, резидент НКВД в Сан-Франциско, сообщил, что американцы находятся на пороге создания атомной бомбы. К Хейфицу эта информация поступила от Роберта Оппенгеймера, с которым он познакомился и подружился на вечеринке организованной для сбора средств в поддержку беженцев гражданской войны в Испании.
Оппенгеймер выразил глубокое беспокойство тем, что нацисты способны создать атомную бомбу. Альберт Эйнштейн, как он сказал, убедил Президента Рузвельта исследовать возможность использования ядерной энергии как оружие войны. Оппенгеймер был огорчён тем, что Рузвельт еще не ответил на это письмо.
Хейфиц, профессиональный шпион, знал, что такие источники как Оппенгеймер, Жилард или Ферми нельзя подкупить, или принудить работать как агенты. Он эксплуатировал идеализм Оппенгеймера и антинацизм, который они все разделяли.
Другой агент, Семён Семёнов, которого послали учиться Массачусетском технологическом институте и сказали, чтобы он «внедрился в американскую жизнь», сообщил, что американское правительство серьёзно отнеслось к атомному проекту, и установил имена многих учёных, которые работали надо этим проектом.
Когда Оппенгеймеру было всего 38 лет, его назначили главой Манхэттенского проекта (по созданию ядерной бомбы), с другой стороны Советы также решили поставить молодого Курчатова главой своего проекта по созданию ядерной бомбы.
В конце января 1943 Советы получили полный отчёт с описанием первой ядерной цепной реакции Ферми, проведённую в Чикаго 2 декабря 1942 года. И когда британцы начали бомбить в Веморке установку по производству «тяжелой воды», это убедило Сталина, что ядерная бомба может стать реальностью.
11 февраля 1943 Сталин подписал декрет об организации специального комитета по развитию атомного оружия. Советский Министр иностранных дел, Вячеслав Молотов, и Лаврентий Берия были назначены ответственными по этому вопросу. Берия поручил Судоплатову раздобыть научный материал для физиков Курчатова, Иоффе и Исаака Кикоина. Курчатов запросил информацию относительно физических свойств процесса расщепления. Это означало необходимость выявления выдающихся американских ученых в качестве разведывательных источников.
В феврале 1944, Берия назначил Судоплатова руководителем Отдела «С». Его миссия состояла в том, чтобы организовать шпионскую сеть в Америке, которая соберет атомные секреты для советских ученых.
Так как атомный проект был в основным американским приоритетом, Судоплатов проинструктировал Василия Зарубина и Хейфица отказаться от всех разведывательных операций, связанных с Американской Коммунистической Партией, которая будет находиться под пристальным наблюдением ФБР. Вместо этого они должны были использовать новые сети.
Советских агентов нацелили на Лос Аламос, и исследовательские лаборатории находящиеся там, а особенно на Оак Ридж, Теннесси, где создавался ядерный реактор. Советы также попытались проникнуть в компании, связанные с производством текущих работ для правительства.
Vassili Zarubin, его привлекательная жена Элизабет, и Хеёфиц очаровали Оппенгеймера. Они убедили его поделиться информацией с «антифашистами немецкого происхождения». Оппенгеймер, венгерский немецкий еврей, согласился, при условии, что он получит доказательства их оппозиции Нацизму.
Оппенгеймер включил Клауса Фукса в команду Лос-Аламоса. Фукс, немецкий коммунист и физик, представился Оппенгеймеру как единственный из британской команды, кто сбежал из немецкого концлагеря, и таким образом завоевал его доверие.
Фукс тем не менее, никогда не был внутри немецкого лагеря, уже не говоря о побеге оттуда.
Вместе с Ферми и Жилардом Оппенгеймер помог Советам разместить российских агентов в качестве лаборантов в Теннесси и Чикаго. Оттуда документы передавались в Нью-Йорк, и далее отправлялись в аптеку (видимо явочное место прим. перев.) в Санта Фе, что в Нью Мексико.
Длинная цепь информаторов включала в себя Джорджа Гамова, физика, урождённого русского, который сбежал в США в 1933 году. Гамов предоставил имена «левых» ученых, которых можно было бы задействовать. Чета Розенбергов, которые были казнены в 1950 году в Америке за шпионаж, был в конце этой шпионской цепочки. «Они были наивной парой, страстно желавшей сотрудничать», пишет Судоплатов.
Красный отсчёт.
Информация относительно продвижения Манхэттанского Проекта предоставлялась Оппенгеймером и его друзьями как устно, так и через документы. В целом, было 5 классифицированных отчётов Оппенгеймера, описывающих продвижение работы над бомбой.
6 апреля, Курчатов получил от Судоплэтова детальную методологию формирования атомной бомбы путём электромагнитного метода распада изотопов урана. «Материал был настолько важен, что он, дав ему оценку, на следующий же день представил отчёт Сталину,» пишет Судоплатов.
За двенадцать дней до того, как первая американская атомная бомба была собрана, Советы получили детальное описание из своих источников. И 4 июля 1945 года два агента одновременно сообщили о готовящемся взрыве ядерного устройства.
Фукс и Понтекорво подарили Советам проект создания бомбы на 33 страницах. Оппенгеймер обеспечил недостающие части отчёта Смита, разрозненные данные создания атомной бомбы, опубликованном американским правительством, плюс фотографии лабораторий Лос Аламоса.
Детальные отчёты содержали характеристики проекта операций ядерного реактора и производства урана и плутония.
Вклад Фукса был существенным: от линзовых систем до обсуждения принципов имплозии, изучавшейся в Лос-Аламосе. Советские шпионы также получили от Фукса планы завода по усовершенствованию и сепарации изотопов урана.
«Переломный момент в советской ядерной программе произошёл в апреле или мае 1946 года,» пишет Судоплатов. «Первый советский ядерный реактор был построен, но все попытки его запустить закончились провалом, а также имел место несчастный случай с плутонием.»
Антитеза
Судоплатов говорит, что после этого отказа, Бор связался с двумя русскими агентами, и, хоть и был здорово напуган, согласился помочь. Следуя его рекомендациям, советская программа получила заключительный толчок к успеху, и в 1949 году они взорвали свою первую атомную бомбу.
Но здесь начинается проблема: так ли отчаянно Советы нуждались в активной помощи американских ученых? В июне 1994 года, совершенно секретная записка Берии Сталину о расспросах Нильса Бора, и анализ Игорем Курчатовым материала, посланного Терленским, которые находятся в государственном Архиве Российской Федерации, пролили некоторый свет на этот вопрос.
«Чиновники КГБ были просто передаточными звеньями информации между своими иностранными источниками и советскими учеными,» заявляет Владислав Зубок, старший научный сотрудник Архива Национальной безопасности в Вашингтоне, округ Колумбия. Шпионы ничего не знали о научных исследованиях, а ученые были не сведущи в шпионских методах.
Юлий Харитон, научный директор Арзамаса 16, сверхсекретной советской ядерной лаборатории, указывает, что не смотря на достаточно хорошее добывание ядерных секретов, Советам ещё требовалось провести колоссальный объём работ прежде, чем эти секреты можно будет использовать. Согласно Дэвиду Холлоуею, автору книги «Сталин и Бомба», и профессору политологии и со руководителю Центра Международной Безопасности и Контроля над Вооружениями в Стэнфордском университете, даже без шпионажа изобретение советской бомбы было бы отсрочено только на 2 года.
Судоплатов похоже перепутал некоторые даты. Говорит Юрий Смирнов, старший научный сотрудник российского научного центра института им. Курчатова, и ветеран советской ядерной программы, «Его заявление, что Советы не могли запустить свой ядерный реактор, и поэтому привлекли Бора — ложь». Сам реактор начал работу 25 декабря 1946 года без каких либо осложнений».
Смирнов считает, что Бор пересёк пределы, установленные Отчётом Смита только однажды, когда сказал, что каждый атом урана при расщеплении испускает больше чем 2 нейтрона. В Отчёте Смита используется менее определенная формула: «где-то между 1 и 3 нейтронами».
«Но Бор не раскрывал никакой тайны, потому что перед войной физик Ральф Лапп в «Новой Власти» сказал, что 2.3 нейтрона испускаются в ходе распада атома урана».
Согласно утверждениям Оге, сыну Нильса Бора, Боровский, всегда был против идеи секретной встречи. Да и потом, ответы Бора Терленскому не могли быть донесены без искажений. Переводчик не понимал обсуждаемый предмет, а Терленский не знал английского.
Отношения в тоталитарном государстве твёрдо определяли научные исследования в оружейную сферу, и свободно думающих ученых, держали под подозрением и запугивали. Пётр Капица жаловался Сталину, что Берия ведёт себя как супермен. Дирижёр должен не только уметь обращаться с дирижёрской палочкой, сказал он, но также и понимать партитуру, сказал он. «Товарищу Берии это необходимо.»
«У Сталина был надежный шпионский материал из-за границы, дома совершенно лояльные физики, которые сделали прорыв в работе ещё перед войной — и которым он также не доверял,» заявляет Холлоуей. Ни он, ни Берия ничего не знали о науке. Берия также с подозрением относился к своим собственным агентам. «Если это — дезинформация», угрожал он, «я вас всех посажу в тюрьму.»
Холлоуей, которому удалось провести некоторое время с Андреем Сахаровым, отцом советской водородной бомбы, говорит, «Ученым так или иначе удалось сохранить некоторую степень интеллектуальной свободы и автономии, даже находясь взаперти, за колючей проволокой в секретных городах.»
Их источниками мотивации являлись разные вещи, от шанса приобщиться к перспективным вопросам физики, до попытки доказательства ценности советской науки, а проще говоря, созданию атомного оружия, абсолютно необходимого для защиты своей страны.
Ещё до создания атомной бомбы в 1949 году Сахаров и его коллеги занимались разработкой следующего супероружия: водородной бомбы. Они работали с энтузиазмом, потому что, как пишет Сахаров, «Мы верили, что наша работа абсолютно необходима как средство достижения баланса в мире.»
В 1953 они провели тест модифицированного водородного оружия Джо-4, основанного на Сахаровском принципе слоёного пирога; и в 1955 году они протестировали водородную бомбу, основанную на понятии радиационной имплозии — без какой бы то ни было помощи разведчиков.
Факт остается фактом, Сахаров и его коллеги, включая Юлия Харитона создали ядерную лабораторию размещавшуюся в железнодорожном вагоне, где все необходимые исследования проводились без помощи шпионов Берии и Судоплатова, или американских ученых, раскрывающих тайные формулы чисто по причинам своего идеализма.
Эти эксперименты наконец, привели к взрыву массивной, 50 мегатонной ядерной бомбы 30 октября 1961 года. Бомба, которая была взорвана на высоте 4 000 метров над островом Новая Земля, на контролируемой Советами территорией Северного Полярного Круга, была гораздо более мощной, чем все вместе взятые ядерные взрывы, включая две бомбы использованные во Второй Мировой. Это, надо сказать, было частью тактики запугивания, которой обе стороны придерживались во время Холодной Войны.
Сейчас чиновники и ветераны советских разведывательных служб отвергли роль атомной разведки в видении Судоплатова. 4 мая 1994 года, Служба Внешней Разведки России признала, что советский шпионаж собрал много информации из Америки, но всё это «сыграло только вспомогательную роль в развитии атомной бомбы».
