Поскольку 90-летний отец концепции «Гея»* готовится оторваться от Земли в первый полёт «Вирджин Галактик»**, он размышляет над собственной смертностью, будущим нашей планеты и ветряными фермами «Чудовищная глупость!».
Толкиен или один из его хоббитов здесь были бы счастливы. Мы сидим в низких, удобных креслах в тихой студии в пустом здании в Девоне. Принесли чай с булочками. Но мы разговариваем на завершающей фазе противостояния — его и нашего. Это одна из самых ужасающих бесед, которые я когда-либо проводил.
Джеймс Лавлок, которому в конце прошлого месяца исполнилось 90, знает, что постепенно вырисовывается его собственный конец. Он зарегистрировался на вступительный полёт «Вирджин Галактик», — подарок от Ричарда Брэнсона. Это полет в космос из Нью-Мексико, завершающие испытания которого идут полным ходом. Его доктора отговаривали его, мотивируя тем, что риск слишком высок, и он говорит мне мимоходом, что у него был сердечный приступ в 1971 году – до того дня он курил в течение 34 лет, но он настроен полететь, и будь что будет. «Чтобы увидеть Землю сверху, прежде чем она исчезнет».
Он должен понимать, говорю я ему, пытаясь быть тактичным, пока его жена возится на кухне, что существует довольно большой шанс не вернуться; может даже умереть от перегрузок. «Чёрт побери, да! Но какая возможность! Гораздо лучше, чем медленно умирать от какой нибудь мерзкой болезни. И я собираюсь увидеть то, что всегда стремился увидеть».
То, что он всегда хотел увидеть с тех пор, как сформулировал свою теорию, и она вернулась в шестидесятых и семидесятых, называется Гея: Земля, это сущность, которую можно назвать «живой». «Теория Геи» некогда будучи высмеянной, нынче принята многими учёными, так как многие из предсказаний этой теории объективно имеют место быть.
Гея, это идея саморегулирующейся Земли. Земля пригодна для жизни не просто из-за удачного расположения, а из-за того, что жизнь на Земле приспосабливает планету к жизни. Живые организмы, сознательно или нет, управляют океанами и атмосферой, даже (потенциально) составом почвы, чтобы максимизировать условия для продолжительности жизни.
Всё это привело к выводу что мы, человечество, являемся самыми главными загрязнителями планеты. Наше индустриальное общество, а по хорошему само наше существование, изменили баланс СО2 вокруг планеты настолько, что это повлияло на температурную стабильность. Лавлок являлся одним из первых мыслителей относительно изучения изменения климата, и сейчас он, как и раньше радостно глумится. Таким настроением пропитана и его последняя книга: рациональная, широко читаемая, остроумная и апокалиптичная. Его предыдущую книгу о «Гее» можно описать как «важнейшую книгу десятилетия»; его новая книга «Исчезающее лицо Геи» заставляет выглядеть свою предшественницу как ужин с кроликом Флопси. Он мрачен, и эта мрачность пришла с труднодобытым знанием.
«Я думаю что это случится быстрее, чем многие из нас думают», говорит он. «Я бы даже сказал, что мы начнём замечать разные вещи, например в Лондоне, в течение приблизительно 20 лет.» И в интервью и в своей книге он говорит, что ученые были потрясены тем, насколько они ошибались относительно скорости изменений: наблюдение и анализ (будучи ближе к «богам», он доверяет им гораздо больше, чем компьютерному моделированию и академическим теориям) показывают, например, что в 2007 году количество плавающего арктического льда, который тает, равнялось трём миллионам квадратных километров, это больше чем ожидалось, и равняется площади примерно в тридцать раз большей, чем Англия.
Сейчас шансы как никогда велики, говорит он, Земля, «это в её, а не наших интересах», вступит в горячую эпоху: «бесплодная пустыня, в которой немногие из нас смогут выжить». Заметим: это не совсем Армагеддон; человечество может выжить, но как он подчёркивает, только некоторые из нас. Те, кто лучше приспособлен, кто подготовится, и те, кому посчастливилось жить на, как он сказал «спасательных шлюпках», это маленькие, в умеренных зонах острова, получающие достаточно осадков: Япония, Новая Зеландия, Тасмания, возможно Гавайи. И Лондон.
Он ненадолго прекратил говорить о том, что мы уже пересекли переломный момент, но ведь ясно, что всё это просто его личная точка зрения. Пока же он далёк от того, чтобы сдаться, и тяжко трудится над схемами замедления глобального нагревания — он настаивает на этом определении, а не на более умеренном «потеплении» — его схемы подразумевают прокладку океанских трубопроводов для обогащения водорослей холодной водой с морского дна, также в схемах самодвижующиеся корабли, способные путешествовать по морям бесконечно, и рассеивание облаков чтобы вызвать дождь. Но пока что он прагматично настроен. «Мы не можем просто перестать использовать энергию. Если мы прекратим использовать энергию, если Лондон прекратит её потреблять, в мире, который мы создали это было бы то же, что и Дарфур в течение двух недель». Наши намерения продолжать в том же духе возможно избавят нас от спасения самих себя.
Здесь, говорит он, очень большая угроза Лондону. «Исследования показали, что ледники могут пойти весьма внезапно и быстро… в Лондоне мы так зависимы. Подумайте о наводнении Темзы – канализация выйдет из строя, сточные воды будут повсюду, и это только начало. Вся земля к северу от Кембриджа, например, уже ниже уровня моря, приблизительно на два метра ниже… Я говорю о наводнении здесь, но остальной части мира придется гораздо хуже, потому что это вызовет засуху. Поскольку земля будет всё более нагреваться, люди захотят попасть на эти ‘спасательные шлюпки’, и это принесет очень много проблем различного вида». Он мягко улыбается.
Он ненавидит сообщать такие новости, но он проклят этим знанием. Он точно знает о чём говорит. Будучи широко известным рядовым обывателям из-за своей теории «Гея», Лавлок в течение многих десятилетий также имеет авторитет среди других ученых. Химик по образованию, он был приглашен «экспериментатором» в зарождающуюся НАСА, и работал в лаборатории реактивного движения в Хьюстоне. Он вспоминает то время с восторгом: первые годы технологий космического полета. «Они часто были чудаками, настоящими эксцентриками, людьми, которые работали с паровым приводом или с часами. Все было изящно и красиво спроектировано. И это работало: да, мы видели, что оно работало. И знание было действительно прикладным знанием. Я помню как однажды увидел болты, которые они использовали в космических аппаратах, я понял, что это кадмированные болты, и я знал, что кадмий просто испарится в космосе». Несколько секунд в космосе, и болт буквально просто исчезнет.
Одна из его ранних задач состояла в проектировании (и изготовлении), инструментов, которые будут использоваться, чтобы собрать образцы почвы с Марса. Он узнал, что поиску жизни придаётся большое значение. «Биологи НАСА, которые искали признаки жизни, делали это неправильно по моему мнению. Это их немного раздражало, и тогда они сказали, окей, умник, а что бы ты сделал? Я посоветовал им искать понижение энтропии, а не конкретные формы жизни. Моя идея состояла в том, чтобы проанализировать химические компоненты атмосферы Марса. Если там была жизнь, она должна была использовать атмосферу чтобы жить, и это должно было её изменить».
Если там когда нибудь существовала жизнь, рассуждает он, она должна была уменьшить или изменить преобладание в атмосфере СО2, как это произошло на нашей планете. Нет никакой надобности приземляться, достаточно просто проанализировать атмосферу. «Четыре года спустя, мы сидели в офисе с Карлом Саганом, когда пришли данные по содержанию атмосферы Марса и Венеры. Я уже знал тогда, что Марс безжизненен. В основном преобладал СО2».
Побочный эффект этого эпизода был генезисом того, что потом стало концепцией «Гея». «Почему например наша атмосфера настолько разнообразна? Продолжал спрашивать Я. И тут меня осенило, атмосферу создала сама жизнь на Земле, и она поддерживалась жизнью, которая в свою очередь сама поддерживает жизнь. Жизнь, возможность жизни на Земле, должна саморегулироваться. Не только атмосфера, но и температура, которая оставалась постоянной в течение по крайней мере миллионов лет, даже при том, что Солнце нагрелось.»
Его друг и сосед Уильям Голдинг, обладал воображением, и кое что знал об Апокалипсисе, так вот, он предложил назвать новую теорию «Гея», и она быстро завоевала популярность, хотя и не всегда приветствовалась в кругах Лавлока. «Адепты новой эры приободрились. Толпа, помешанная на кристаллах и гомеопатии. О, я действительно не возражаю. Люди могут верить тому, что они хотят, нет проблем, если конечно это никому не вредит». Что однако более важно, так это то, что теория была отклонена многими учёными как околонаучное шарлатанство, среди них был Ричард Докинс; само её название, получившее широкое распространение среди обывателей, раздражало этих светил науки.
«Биологи особенно её возненавидили. Люди думают, что я — антибиолог, но … хорошо, у меня были проблемы, но я не антибиолог. Но у них действительно очень догматическое определение жизни – она должна содержать ДНК, она должна самовоспроизводиться. Я думаю, что нужно охватить больше сущностей в понятие «живой», например экостистемы. Атмосфера, океаны, поверхностный слой почвы… Они такие же живые, как живые клетки на пальцах вашей ноги, они являются частью вас, а вас то можно определить как «живой».
Только через более чем три десятилетия теория стала близка научным ортодоксам; всё вокруг нас, вся планета приспосабливается к изменениям, которые мы вызвали. Но Лавлок всё ещё оптимизирует эту теорию.
«Так как мы — часть всего этого, часть планеты, она это знает, и это начинает меня беспокоить. Она знает нас. Мы возможно не слишком далеки от становления прото-интеллектуальной планеты, планеты, делающей первые шаги в осознании себя. Это недавнее размышление: если бы я не боролся с биологами, то понял бы это гораздо раньше. Но вы не можете ускорить науку».
Живое мышление Лавлока, его волнующее соединение воображения и прагматизма, сделало его героем в постоянно растущем зеленом движении. Кроме того, его изобретение датчика электронного захвата (ДЭЗ) в конце шестидесятых позволило миру проверять и самим убеждаться в росте присутствия в атмосфере хлорфторуглерода; Последовавший запрет на использование хлорфторуглерода должен был залатать дыру в озоновом слое. Но Лавлок — прежде всего ученый: «Мне нравится быть ученым. просто мне не нравится, когда движение «Гея» рассматривают как религию, когда учёные рассматривают её как часть проблемы, а не решения.
«Считаю недавнюю зеленую истерию совершенно неправильной. Я знаю по поводу чего там надо волноваться, а по поводу чего не стоит. Полёт не большая проблема, и не сравнится с выбросом СО2 произведённым нами и нашими домашними животными. Полёты заработали такую репутацию, потому что многие зелёные смешиваются с левыми, которые просто завидуют. Многие люди просто не воспринимают аргументы против ветряных ферм. Но они чудовищно глупы!» Для них нужно 500 тонное бетонное основание, и 4000 таких ферм нужны чтобы сравняться с одной угольной станцией — как они могут помочь? В «Шпигеле» была статья, в ней говорится, что в Германии, где у них 17500 штук (видимо ветряных ферм прим. перев.) содержание СО2 стало гораздо больше, чем когда либо до этого.
Так какие могут быть другие решения? «Тидэл хорошая идея, да. Но это займёт время. У нас нет времени. Мирный атом — вот ответ. Гораздо, гораздо менее опасный, чем твердят эти лицемерные пропагандисты. Слушайте, да даже сейчас вокруг Чернобыля кипит дикая природа! Потому что человек и его домашние животные туда не суются вот уже много лет!»
Обеспечивая безопасность космических кораблей, опровергая жизнь на Марсе, находя озоновую дыру и формулируя возможно самую важную научную теорию о конце света: не плохое восхождение для сына помощника торговца из Уонтеджа. Я напомнил сам себе, когда возвращался в такси назад в Ексетер, и перечитывал окончание удивительной книги-предупреждения Лавлока, что есть по крайней мере небольшая надежда. Мы, как он думает, выживем. Но не все. Возможно очень, очень немногие. Я редко заканчивал интервью настолько воодушевлённым потенциалом человечества — его мудростью, логикой, изобретательством, очарованием и гениальностью. С другой стороны я не оканчивал интервью с таким знанием мира вокруг меня. И таким подавленным из-за нашего будущего.
«О, я действительно хочу возвратиться,» смеётся он о своём космическом путешествии. «Секрет наслаждения старостью в том, чтобы всегда что-то с нетерпением ждать». Я тоже надеюсь что он вернётся, потому что я хочу, чтобы он был первым на спасательной шлюпке. И я надеюсь, что он насладится видом: мира, который как мы теперь знаем может избавиться от нас, или изменить нас, но который будет продолжать крутиться, и бороться чтобы дышать, и продолжать сохранять жизнь пока (на сей раз со слов сына фермера из Эйршира) в итоге не высохнут все моря.
*Концепция «Гея» ( Gaia , от эллинской богини Геи) — это идея о том, что Земля способна хорошо функционировать как гигантский живой суперорганизм, организовывая все формы жизни и неживую материю (если здесь есть какая-то разница) с целью создания/ поддержания основных параметров (в результате самоорганизации) среды, возможной для поддержания самой жизни. Выдвинута британским экологом Джеймсом Лавлоком в середине 1960-х.
**«Virgin Galactic» — космическо-туристическое предприятие основанное Ричардом Брэнсоном.
