Независимо от уместности аналогии с нацизмом, наиболее распространенная точка зрения Запада состоит в том, что если не предпринять жесткие действия для подавления российского экспансионизма на Украине, это приведет к его дальнейшему разрастанию.
Российский президент Владимир Путин обращается к толпе 9 мая 2014 года во время празднования 69-й годовщины победы над нацистской Германией и 70-й годовщины освобождения Севастополя.
Эти аргументы основаны на определенных предположениях относительно намерений России. Если Владимир Путин или кто-либо другой, консультирующий его по вопросам российской стратегии в отношении Украины, действительно рассматривают предпринятые шаги как подготовку к дальнейшей экспансии, в этом случае идея активного противодействия, возможно, является достаточно целесообразной.
Однако, считает американский аналитик Пол Пиллар, если Россия на самом деле преследует гораздо более узкие цели, сосредоточенные в основном на отношениях с Украиной, эта идея может оказаться скорее опасной, чем продуктивной.
Поскольку речь пошла об исторических аналогиях, можно привести вполне уместное сравнение с историческими событиями, связанными с военными действиями России или Советского союза в непосредственной близости от его границ. Этот эпизод более очевидно перекликается с предвоенными маневрами германского нацизма, к тому же события произошли достаточно давно, чтобы можно было извлечь из них урок как относительно целей, так и последствий. Автор имеет в виду военное вторжение Советского Союза в Афганистан, начавшееся ровно 35 лет назад.
С момента, когда советские войска вошли на территорию Афганистана, ключевой проблемой для стратегов в администрации Джимми Картера было выяснение истинных целей, к которым стремился Советский Союз, предпринимая эту военную операцию. Госсекретарь Сайрус Вэнс позже описал в своих мемуарах соперничество между двумя ответами на этот вопрос.
Одна точка зрения сводилась к тому, что цели Москвы в основном носят локальный характер и ее действия за пределами границ Афганистана продиктованы обеспокоенностью возможными беспорядками среди мусульманского населения центрально-азиатских республик СССР.
Согласно другой концепции, Советы пришли к выводу о том, что отношения с Соединенными Штатами уже настолько испорчены, что они должны воспользоваться возможностью не только ликвидировать афганскую проблему, но и улучшить свои стратегические позиции в Южной и Юго-западной Азии, продвинувшись как можно ближе к тем пресловутым теплым морям, которые издавна были целью российских стратегов.
Различные интерпретации этой ситуации требовали совершенно разной политики. В случае второй, более экспансивной, стратегии Советского Союза, адекватной реакцией было остановить его наступление, сделав Афганистан даже еще более нестабильным, чем он уже был, оказывая помощь повстанцам-моджахедам.
Однако, если верной все же была первая интерпретация, поддержка повстанческого движения могла привести только к пролонгации присутствия в стране советских войск и дальнейшему разрушению советско-американской «разрядки», а также возможно заставить Советский Союз предпринять дальнейшие шаги, которые превратили бы советскую угрозу Пакистану из опасений в реальность.
Именно вторая, экспансионистская интерпретация советской стратегии легла в основу политики администрации Картера. Это произошло без серьезного анализа американскими политиками целей и мотивов Москвы. Збигнев Бжезински, советник по национальной безопасности, чье мнение главным фактором при принятии решения, даже не считал такой анализ необходимым. Позже он писал, что «проблема была не в том, какие именно цели Брежнев преследовал, вторгаясь в Афганистан, а в объективных последствиях советского военного присутствия в непосредственной близости к Персидскому заливу».
Все это обусловило предпринятый США ответ, включавший широкий спектр санкций, отказ от участия в Олимпийских Играх в Москве в 1980 году, провозглашение воинственной доктрины Картера о готовности применить военную силу в регионе Персидского залива и, в последствии, усиление материальной поддержки афганских моджахедов.
Пол Пиллар считает, что несмотря на существенные различия между той ситуацией и нынешними событиями вокруг Украины, можно извлечь несколько полезных уроков. Один из них состоит в том, что необходим скрупулезный анализ истинных целей России, а не просто набор наиболее пессимистичных предположений. Другой урок – необходимо проявить скромность и признать возможность ошибки в первоначальной оценке этих целей.
Возможно, администрация Картера руководствовалась ложным представлением о реальности. Используя преимущество ретроспективного взгляда, сегодня можно было бы рассмотреть лучший вариант развития событий, предположив, что советское вторжение в Афганистан не было направлено на достижение стратегического преимущества за счет продвижения к запасам нефти и морским путям, а диктовалось стремлением избежать существенных потерь для СССР: насильственного свержения дружественного коммунистического режима в стране, граничившей с Советским Союзом, которое могло впоследствии привести к проблемам в центрально-азиатских регионах самого СССР.
Еще один урок состоит в том, что необходимо помнить и учитывать, что американские политики могут подтолкнуть власть к принятию неверных решений. Главным поводом для жесткой политики Картера было его политическое стремление выглядеть сильным лидером в отношениях с Советским Союзом. Когда Картер в своем телевизионном интервью вскоре после начала советской интервенции заявил, что это вторжение помогло ему понять цели СССР, его политические оппоненты с яростью раскритиковали его комментарий. Политическая слабость Картера в тот момент объяснялась другим кризисом, разразившимся несколькими неделями позже в связи с захватом посольства США в Тегеране.
Постоянные упреки, выдвигаемые политическими оппонентами Барака Обамы на тему его политической слабости и недостаточной активности в отстаивании национальных интересов США против врагов, подталкивают к очевидной параллели: политические соображения могут подтолкнуть власть в ложном направлении.
И, наконец, утверждает Пиллар, очень важно осознать все последствия, включая долгосрочные и опосредованные, к которым может привести реакция США на действия России. Возможно, полный баланс результатов, к которым привела поддержка, оказанная США повстанческому мусульманскому движению в Афганистане, является слишком сложным и спорным. Однако, главным негативным эффектом несомненно является развитие военного исламизма, который за последние 35 лет нанес гораздо больший ущерб Соединенным Штатам в Афганистане и других местах, чем любые действия России.
Часть боевиков, главных противников США в Афганистане – это наследники тех моджахедов, которые получали американскую помощь и поддержку в 1980-х годах. Афганское повстанческое движение против СССР продолжает оказывать существенное влияние как в идеологическом, так и в иных аспектах, способствуя развитию транснационального исламского терроризма.
Никто не обладает монополией на знание истины относительно целей России в сегодняшнем украинском конфликте. Возможно, даже сам Владимир Путин не до конца осознает, какими будут эти цели, и в значительной степени просто реагирует на действия Украины и Запада. Если вспомнить ситуацию, с которой столкнулась администрация Картера в Афганистане, вполне можно предположить, что нынешние цели России носят преимущественно локальный характер и не подразумевают экспансию в широком геополитическом смысле.
Наиболее очевидный экспансионистский шаг, который совершил Путин, а именно аннексия Крыма, может рассматриваться как единичный, исключительный случай, учитывая особые исторические, демографические и эмоциональные обстоятельства, связанные с полуостровом. В остальном же политика России главным образом сводилась к реакции на экспансию НАТО на Украину. В то же время у Пола Пиллара нет никаких сомнений, что украинский президент Порошенко не намерен устранить эту проблему.
Пол Пиллар, в прошлом – аналитик ЦРУ США в течение 28 лет, в настоящее время – лектор-профессор университета в Джорджтауне.
